Куренёвская трагедия. Девятый вал шестьдесят первого года

Слой глинистой массы застывал на одежде. Улица мутнела, как будто и глаза постепенно покрывались цементом, окончательно превращая её в памятник, что сошёл с места трагедии, где ему надлежало оставаться. Тяжело дыша, Рита остановилась у дороги. Сзади показался нагоняющий её грузовик, и недолго думая, она подняла руку, сигналя водителю.

Подъехав, грузовик остановился, и из кузова свесился худенький мужчина лет пятидесяти или больше.

«Мы в больницу едем», – сказал он. «Хорошо», – Рита кивнула, хотя толком его не расслышала, и мужчина тут же протянул ей руки, помогая взобраться. Ей просто хотелось уехать куда-то подальше от этого места.

Взбираясь на машину, Рита опустила глаза и увидела, что с рук, аккуратно её поддерживающих, свисают, как перчатки, лоскуты кожи, обнажая красную плоть. Оказавшись в кузове, она почти сразу осела на пол, приткнувшись у борта. Грузовик тронулся и, размеренно подрагивая, поехал в гору.

Сбоку лежала женская фигура, такая же перепачканная застывшим цементом. От неё до Риты, донёсся нетвёрдый голос: «Посмотрите на меня, я очень страшная?» Рита оглянулась и едва удержала судорожный вдох – вместо лица у женщины был вздутый пузырь. «Нет-нет, всё нормально! – ответила она, быстро отведя глаза и еле сдерживаясь, чтобы не выпрыгнуть из машины. – Всё хорошо!» Мир вокруг сжимался и гудел, и она плотно прижималась к борту, который казался последним надёжным островком.

Так их, как три испорченные глиняные фигуры, грузовик довёз до больницы.

В коридорах мелькали чужие обожжённые лица и руки. К врачу, плача, подбежала медсестра – совсем молодая девушка, немногим старше Риты. «Я не знаю, что делать… Я не знаю… – всхлипывала она. – Они идут, они все в грязи, а у них кожи нет… Я не знаю, что с ними делать».

Женщина-врач внимательно слушала, немного нахмурившись, но не давая волне паники захлестнуть и её.

«Они все идут с поднятыми руками, а у них эта кожа, и я не знаю, как их обрабатывать, они же все в этой глине!» – восклицала медсестра.

«Так, спокойно», – внушительно остановила её врач и принялась объяснять, как обрабатывать повреждения. Её голос ни на секунду не покидала уверенность, будто бы оборачивающая и медсестру, и даже Риту в спасательный жилет. Выслушав инструкции, девушка кивнула и побежала на помощь людям.

Вместо ледяного грязного ада вокруг теперь были чистые простыни и тишина маленькой, одиночной палаты, а к телу прилегала свежая больничная рубашка. Ей дали выпить какие-то лекарства, что-то успокаивающе говорили. Диагноз – «шок». Врач положила ей в ноги горячую грелку и присела рядом у койки.

«Пожалуйста, – тихо сказала Рита, – позвоните, – к счастью, в затуманенном, внезапно ставшем тесным, разуме всплыл верный номер. – У меня сестра должна была здесь ехать с маленьким ребёнком. Узнайте, приехала она на работу или нет». Врач сразу же пошла к телефону.

Спустя несколько невыносимо долгих минут она вернулась. «Ваша сестра на работе. Всё в порядке, не волнуйтесь» – сказала она.

Рита откинулась на подушку. Теперь она наконец почувствовала, что жива.

Она пролежала в больнице до вечера. Около пяти часов за ней наконец пришла сестра со своим мужем Димой, и с ними его друг Вася, тоже лётчик гражданской авиации, высокий, как великан.

Ей вернули часы, аккуратно сложенную одежду, пропитанную цементом – всё завёрнутое в узелок из больничной наволочки. Рита машинально окинула взглядом свои вещи. Эта аккуратность, кажется, походила на её собственную. Возможно, их складывала она сама.

Алюша решительно свернула всё и снова завязала в узелок.

Когда они вышли из больницы, солнце уже спряталось. К вечеру на улице сильно похолодало и поднялся студёный ветер, пробирающий до костей. Вася разделся, оставшись в пиджаке и шарфе, как Остап Бендер, и отдал Рите свою форменную шинель. Из-за разницы в росте Рита в ней теперь походила на солдата.

Дима шутил, Алюша тоже была в хорошем настроении, бодро шагая и неся в руках узелок. Все были весёлые и довольные, ведь Рита была с ними. Жизнь как будто бы вернулась в прежнее русло.

Вчетвером, в опускающихся на город сумерках, они покинули территорию больницы и направились к дороге. Они шли домой.

Ещё не один год с тех пор запахи ранней весны казались Рите запахом смерти. Однако всё проходит, и как сезоны сменяют один другой, так и новые годы приносят новые воспоминания взамен предыдущих, постепенно притупляя старую боль.

С того дня прошло шестьдесят лет. Моя бабушка, Маргарита Николаевна, закончила консерваторию, вышла замуж, работала преподавателем фортепиано и аккомпаниатором. А тринадцатое марта – день, в который чудом осталась жива – она с тех пор считает своим вторым Днём рождения.