Куратор

Его речь была встречена безмолвием, если не считать легкого покашливания, и прилив адреналина, который Роберт неизменно ощущал, когда разговор заходил о роскошном пустом особняке, почти сразу спал. Поверх голов своих слушателей Роберт заметил человека в пожелтевшем мужском исподнем, показавшегося на крыльце домишки напротив. Мужчина задержался, раскуривая трубку, выпустил первое кольцо дыма, сунул руку в прорезь на кальсонах и поправил яйца.

Роберт робко добавил, что вскоре жизнь станет куда менее трудной и что главное, о чем нельзя забывать, – каждый должен делать свое дело, как шестеренка заводского механизма.

– Но отныне с вами больше не будут обращаться как с бездушным механизмом. Вы сможете гордиться своей работой, своей новой ролью в…

Лейтенант осекся, наткнувшись на взгляд женщины слева от себя. На ее лице запеклись грязь и копоть, одежда превратилась в лохмотья. Женщина не выглядела старой – она казалась вне возраста. Только глаза жили на этой грязной маске, и взгляд этих глаз буквально сверлил Роберта.

Лейтенант выждал несколько секунд, ожидая резких возражений. Он даже желал, чтобы нищенка вспылила. Если люди озвучат свои опасения, он сможет объяснить им то, чего они не видят. Бедняки ведь отнюдь не плохие, они просто необразованные.

Очередь сместилась вперед, и его слушатели тоже передвинулись, из вежливости перемещаясь бочком, чтобы не отворачиваться от Роберта.

В отчаянии лейтенант спросил с ненавистью уставившуюся на него женщину:

– Разве вам не радостно это услышать, мэм?

– О, еще как, – ответила та. – Мне очень понравилась ваша сказка. Я буду мечтать о собственной комнате в роскошном доме весь остаток жизни. Мысленно я отделаю ее по своему вкусу и обрадуюсь еще больше.

Роберту показалось, что он уловил издевку, и в нем плеснулось раздражение: он же старался помочь!.. Они пытаются помочь им всем, воодушевить упавших духом, облегчить им жизнь, оздоровить общество своей помощью простым людям, которые, в свою очередь, станут помогать другим людям.

(Эту идею он попытался изложить в письме родителям, которое не раз начинал и бросал и которое, будь оно закончено, дожидалось бы отправки вплоть до снятия блокады с Великого Тракта. Кроме того, он не знал, в каком из своих поместий остановились лорд и леди Барнс: при новости о случившемся перевороте они могли уехать подальше на север.)

Лейтенант готов был доказать, что это не мечта, а истина, но не хотел показаться ребенком, умоляющим чумазую нищенку неопределенных лет поверить ему.

– Да у нас в Лисе каждый день счастливый! – продолжала та, уже не скрывая издевки. – Счастья полные штаны. Благодарю вас, сэр. Удачи вам, сэр. Да улыбнется вам кошка, сэр!

Вместе с другими она медленно двигалась дальше вместе с очередью. Роберт, как того требовал устав, прикоснулся к своей фуражке, глядя перед собой невидящим взглядом и соображая, что он сказал не так, в какой момент он потерял аудиторию.

– Проблема, че ли? – заорал голодранец, поправлявший у себя в кальсонах. Ему показалось, что лейтенант пристально смотрит на него.

Роберт покачал головой и опустил взгляд.

Двое беспризорников, мальчишка и девчонка в безвкусно ярком голубом котелке, съезжавшем ей на уши, как шлем, сидели у стены. Рядом с каждым высилась горка камней. Роберт смотрел, как дети важно и серьезно сравнивали свои сокровища, взвешивая их на ладони и пробуя в коротких бросках, уговаривались и проводили обмен – камень на камень.

Δ

– Никто так не стремится к окончанию вооруженного противостояния, как ваш покорный слуга, но у нас есть возможность избежать кровопролития, – сказал генерал Кроссли. – Таков приказ, который я получил от временного правительства: избегать кровопролития. Я правильно цитирую? – Он вынул мятый листок из-за обшлага мундира и заглянул туда, будто упомянутый приказ был записан на клочке бумаги.

Но Роберт, стоя возле генерала, видел, что листок покрывают не слова и строки, а крошечные символы, выведенные красными чернилами: полумесяцы, звезды и треугольники. Военный шифр, подумалось ему. Во время интервью с Вестховером генерал тоже сверялся с запиской, написанной красными чернилами. В чём, в чём, а в скрупулезности старого вояки, равно как и в его слабости к красным чернилам, сомневаться не приходилось.

– Да, черт побери, это был наш приказ, – начал Моузи, – да только отданный после ваших заверений, что эти на Великом Тракте не продержатся и пары дней! А прошло уже четыре недели, и мы не хотим утратить поддержку населения, что тоже чревато кровопролитием…

– Мирные переговоры – сложная штука, – изрек генерал, сложив свой листок. – Вы хотите мира и справедливости. Я добуду вам и мир, и справедливость. Я абсолютно уверен в группе переговорщиков, которых я набирал, сообразуясь с рекомендациями мистера Ламма. Мне обещали… – он помахал своей бумажкой, – вот здесь, что через несколько дней условия капитуляции будут согласованы.

Моузи поморщился, глядя на Кроссли без всякого энтузиазма. Генерал невозмутимо смотрел перед собой.

Лайонел жестом показал Роберту продолжать.