Свою историю молодожены выложили буквально с порога, похваставшись двумя осколочками серо-голубого камня – фрагментами одного из знаменитых монолитов. Отдавая дань местной традиции, сразу после свадьбы новобрачные отправились на плато у Великого Тракта. Ди никогда там не бывала, но видела иллюстрации в одной книге: выставленные по диагонали три прямоугольных скальных монолита, неизвестно для чего воздвигнутые сгинувшим древним народом. По поверью, фрагменты монолитов символизировали вечную супружескую верность.
Осколки, тонкие и зазубренные, размером не больше ногтя, слегка серебрились. Даже от прикосновения к таким крошкам Ди почувствовала плотность древней скальной породы.
– Остаток жизни мы сможем смотреть на них и знать, кому принадлежат наши сердца, – заявил муж.
– А когда посмотрим, – подхватила жена, – сразу вспомним, как мы переплыли океан и попали в гущу гражданской войны, чтобы отколоть кусочек камня!
Ди и без представления догадалась бы, что гостями музея стали преподаватели университета. Она достаточно навидалась их в бытность горничной, чтобы узнать обороты речи и специфическую манеру держаться, когда молодожены осматривали экспонаты, сосредоточенно хмурясь и неловко нагибаясь, чтобы разглядеть экспозиции под разным углом. Ди вымыла достаточно профессорских комнат, так что придумывать особо было нечего: она узнавала и хрупкие статуэтки на краю переполненных книжных полок, чудом удерживавшиеся от самоубийства о твердый пол, и дипломы в рамочках, упорно не желавшие висеть ровно, и покоробившиеся полы в прихожей, потому что профессора легкомысленно оставляли мокрую обувь и зонты обсыхать прямо на деревянных половицах, и хилые, засыхающие растения в горшках.
На четвертом этаже внимание посетителей привлек кедровый ящик с окуляром, однажды показавший Ди живые картинки.
– Так-так, а что это у нас тут? – заинтересовалась новоиспеченная жена.
– Я надеялась послушать ваши объяснения, мэм, – ответила Ди, и все трое весело рассмеялись.
Позже Ди нашла сложенную записку, торчавшую из щели коробки для пожертвований. Это был отзыв, оставленный супружеской парой. В записке говорилось, что они рады возможности куда-то сходить, и весьма похвально, что музей продолжает работать, несмотря на обстоятельства. При этом прискорбно, что в музее присутствует лишь необразованная уборщица, которая с редкой бестактностью ходит за посетителями по пятам. Разумеется, куратор музея не может заниматься каждым гостем, но кто-то из официальных лиц должен находиться на работе. Нельзя не упомянуть и удручающее состояние многих экспонатов: в частности, у манекенов не хватает глаз, отчего впечатление получается довольно зловещее.
Иностранный муженек наследил грязными сапогами на полированных полах всех четырех этажей. Отмыв оставленную грязь, Ди спустилась в кабинет куратора и написала собственную записку, дабы повесить ее на входной двери:
«Пожалуйста, вытирайте свои чертовы ноги перед тем, как войти в музей».
Бросившись бегом через всю галерею, Ди выскочила на задний двор и напилась воды из колонки. Ночная чернота уже проступала на синем небе. Смрад порченых яиц, исходивший от бывшего посольства, усилился.
Вернувшись в музей, Ди снова села за письменный стол. Разорвав первую записку, она написала вторую:
«Пожалуйста, тщательно вытирайте ноги перед входом в музей».
На бугристую стальную дверь либо на бетонную стену объявление крепиться не желало. Ди задумалась.
Отойдя от музея, она направилась к руинам Общества.
Уязвленная Ди не обратила внимания на трех кошек – рыжую полосатую, шоколадно-бурую и пеструю, лениво разлегшихся на газоне, и на уже знакомую красную дверь, глубоко ушедшую в дерн. Трава без ухода сильно выросла – тоненькие былинки щекотали нижний край двери. Через пустой дверной проем Ди беспрепятственно видела внутренность выгоревшего особняка вплоть до обугленного шкафа фокусника, Вестибулы, чудом сохранившегося под уцелевшим фрагментом пола второго этажа. В узком прямоугольном ящике таилась темнота, однако четвертая кошка, белая и очень пушистая, безбоязненно точила когти о закопченную деревянную стенку. От этого зрелища Ди стало не по себе, но задумываться было некогда. Ей нужно повесить объявление, чтобы единственное правило музея неукоснительно соблюдалось.
В отросшей траве лежал бесформенный кусок обгорелой кирпичной кладки. Подняв его, Ди вернулась к музею.
У крыльца ее ждала Бет.
Нескладная, долговязая, она прижимала к боку накрытую корзину. При виде Ди лицо Бет исказилось отвращением. Свободная рука поднялась к горлу, будто сдерживая рвотный позыв.
– Простите, мэм, – сказала Ди, – но на сегодня мы закрыты.
Она прошла мимо Бет и положила листок на ступеньку слева от входа, придавив объявление куском кирпичной кладки, чтобы бумагу не унесло ветром.
– Мэм?! Ты знаешь, кто я! А я знаю тебя, Дора, я отлично знаю, кто ты есть! Я не стану называть это вслух, но знать-то я знаю. Про тебя уже все знают. От тебя на всю улицу прет!