Лакей вышелъ. Черезъ минуту въ опочивальню Павла Борисовича вошелъ крпостной парикмахеръ его Сашка, получившій куаферное образованіе въ Париж, а слдомъ за нимъ не вошелъ, а вкатился шарикомъ, маленькій кругленькій человчекъ, съ краснымъ, какъ у новорожденнаго младенца личикомъ, съ мягкими блыми волосами на голов, чисто выбритый, опрятно одтый. Это былъ главный управляющій Павла Борисовича и повренный по всмъ дламъ его Ефимъ Михайловичъ Шушеринъ, бывшій крпостной господъ Скосыревыхъ, но отпущенный на волю еще отцомъ Павла Борисовича. Шушерину было лтъ пятьдесятъ, но казалось гораздо мене, а маленькіе, быстрые и хитрые глазки его смотрли совсмъ по юношески; онъ видлъ ими очень далеко, хоть и заплыли они жиркомъ. Шушеринъ любилъ покушать, понжиться, но крпких напитковъ никогда не употреблялъ, образъ жизни велъ правильный и удивительно сохранился.
Быстро сменя толстыми короткими ножками, подошелъ Шушеринъ къ Павлу Борисовичу и поцловалъ его въ руку.
— Съ добрымъ утречкомъ, батюшка Павелъ Борисовичъ, съ новымъ годикомъ васъ, съ новымъ счастьицемъ. Еще не видалъ васъ въ новомъ-то году, не удостоился. Какъ здоровьице-то ваше, сударь?
— Да вотъ всталъ сегодня, хать хочу, Христіанъ Богданычъ разршилъ. Ну, отойди подальше, я бриться буду.
Парикмахеръ намылилъ щеки барина душистымъ мыломъ и принялся его брить, пользуясь привилегіей брать барина и за носъ, и за подбородокъ, и поворачивать его голову во вс стороны. Процессъ бритья происходилъ въ полнйшемъ молчаніи; казачки даже дышать громко боялись, но когда парикмахеръ умылъ выбритое лицо барина теплою водой съ душистымъ амбре и приступилъ къ дланію шевелюры, баринъ спросилъ трубку и заговорил съ Шушеринымъ.
— Ну, что новаго? — сиросилъ онъ.
— Особеннаго ничего нтъ, батюшка Павелъ Борисовичъ. Пріхалъ изъ Чистополья Герасимъ, оброкъ генварьскій привезъ, гусей тамъ, утокъ, полотковъ для вашей милости и всего подобнаго прочаго. Ждетъ, дабы на поклонъ вашей милости явиться. Въ Чистопольи все благополучно, слава Теб, Господи Христе. Вчерашняго числа и изъ Лавриконъ Парменъ пріхалъ, тоже все благополучно. Деньги я въ ломбардъ свезъ, на расходы для вашей милости есть въ наличности, а мн ничего не требуется. Вотъ и все, батюшка сударь, и весь мой докладъ. Дворня маленечко погуляла на праздникахъ, но особенной дурости не было. Гришка было задурилъ, но я взыскалъ да Онисью поучилъ маленько въ части за злонравіе.
— Кучера не пьянствовали? Лошади вс въ порядк?
— Лошади, какъ огурчики, батюшка сударь, самъ ежечасно наблюдаю, а кучера, сами изволите знать, у насъ непьющіе, акромя, конечно, Скворчика.
— Эта скотина все пьетъ?
— Пьетъ, батюшка сударь.
— Сказать ему, чтобъ бросилъ: онъ мн нуженъ будетъ завтра.
— Слушаю-съ. Стало быть, въ Лаврики хать изволите, батюшка?
— Нтъ, въ другое мсто.
— Слушаю-съ.
— Ступай, Шушеринъ, спасибо. Скажи, чтобы мн срыхъ орловскихъ въ возокъ запрягли.
— Слушаю-съ. Насчетъ Надежды сегодня прикажете доложить?
— Что?
— Насчетъ, говорю Надежды чистопольской, которую купецъ Латухинъ выкупаетъ, прикажете сегодня доложить? Отпускную ей надо выдать, какь изволили приказать.
— Ахъ да, я и забылъ.
Баринъ, выбритый, причесанный и надушенный, всталъ изъ-за стола, и лакей подалъ ему денную, согртую и надушенную сорочку.
— Хорошо, пусть выкупаетъ, — продолжалъ Скосыревъ, длая туалетъ. — Сколько онъ даетъ-то за нее?
— Тысячу двсти ассигнаціями, батюшка, какъ вы изволили приказать.
— Она вдь швея, кажется, или модистка?
— Никакъ нтъ-съ. У покойной тетеньки вашей Прасковьи Васильевны въ камеристкахъ была-съ, мастерству никакому не обучена.
— Хорошенькая?
Управитель выставилъ нижнюю губу и неопредленно отвчалъ.
— Нельзя сказать, чтобы благолпна очень-съ, такъ себ.
— Врешь, Шушеринъ! — засмялся баринъ.
— Осмлюсь ли, батюшка сударь, врать! Свое холопское сужденіе высказываю, и оное можетъ быть ошибочнымъ.
— Ой, хитришь! Купецъ Латухинъ жениться хочетъ на двк, стало быть хороша. Дастъ онъ за хлопоты теб столько же, сколько и за двку, вотъ ты и стараешься. Врно?
— Помилуйте, батюшка сударь!..
— Да ужь знаю я тебя. Не тмъ я занятъ теперь, а то бы посмотрлъ я, что это за Надежда такая, которую купецъ замужъ беретъ. Можетъ, и двухъ бы, и трехъ бы тысячъ не взялъ , ну, да ужь быть по-твоему, отпущу. Заготовить бумагу, я подпишу ужо. Надежда-то эта гд?
— Она-то-съ?.. Она въ Чистопольи, у тетки. Птишница тетка-то ея, Варварой зовуть.
Баринъ надлъ фракъ, повернулся передъ зеркаломъ и пошелъ изъ опочивальни, приказавъ подать въ столовую водки.
— Показать мн эту Надежду, — сказалъ онъ на ходу. — Я пробуду въ Москв еще недли дв, а зды въ Чистополье взадъ-впередъ дней пять.
Онъ вышелъ.
Шушеринъ посмотрлъ ему вслдъ, понюхалъ табаку изъ серебряной табакерки и прислъ на кресло около туалетнаго столика. Парикмахеръ убралъ принадлежности своего мастерства и удалился, казачки пошли за бариномъ, неся одинъ трубку, другой — свчу и бумажки для закуриванія, и въ спальной, кром Шушерина, остался только лакей Порфирій, убиравшій принадлежности барскаго туалета.