Купейные рассказы

А Жорик летел на крыльях любви. Он уже видел Леночку в белоснежном длинном платье, фате за дежурным столом. Видел, как она перелистывает страницы журнала. Видел каждую складочку на расправленном шлейфе, усыпанном изумрудами и бриллиантами. Последние шаги. Она грациозно поворачивается лицом и…

Матерый огромный черный пес, оскалив пылающую пламенем пасть, испепеляет невинную его влюбленную душу! Выжигает до самых дальних и бесконечных глубин нежность из любящего сердца! И перед глазами предстает такой ад, такие неведомые прежде ужасные подробности о любимой Елене, такие страшные картины возможного бытия с ней, что рушится весь мир, рушится вся жизнь, сознание прозревает, но разум и воля не выдерживают. Жорик падает под хохот, вой, грохот, визг и в беспамятстве каменеет.

Когда Елена вернулась, все уже случилось. На полу лежал бездыханный Юрий. Возле него валялась разбитая бутылка красного как кровь вина, а смазливая девица с коробки рассыпанных по полу конфет «Чаровница» презрительно кривила пухленькие капризные, не знавшие любви губки, но втайне, кажется, завидовала Елене Михайловне.

Скорая констатировала: кома.

Юрия положили на носилки и увезли.

Ленка посокрушалась с неделю, а потом подцепила Твердоусова.

7

– Короче, глядели на меня разные врачи, консилиумы собирали, затылки чесали, умные слова говорили, толку не было никакого, и попал я в конце концов в областную клинику. Лежал, как сказал ихний главный врач, как растение, – рассказывал нам Жорик. – Месяц лежу, два, толку никакого. Никому не нужный. Пролежни стали образовываться. Немытый, небритый. Наверное, и помер бы так от грязи всякой и подобного. Но пожалела старушка санитарка, Анна Ивановна.

Сама она уже слабенькая была, могла только побрить меня да мокрой тряпицей протереть, но придумала выход. Распустила слух, будто кто меня в порядок приведет, а потом поспит рядом, тот замуж вскорости выйдет. Не поверили. Но одна дежурная сестра лет сорока, неказистая старая дева, потихоньку в ночное дежурство искупала, отмыла, побрила, постригла и, когда народишко заснул, рядом улеглась. И надо же – совпадение: сразу после дежурства ехала домой в троллейбусе и познакомилась с мужичком. А через месяц женились. На радостях по секрету подружкам рассказала. И началось.

Дежурные сестры, которые незамужние, потом их знакомые очередь на меня установили. Потом завели моду: искупают, причешут, побреют, ноготочкам – маникюр-педикюр, самого парфюмом обработают, всякими лосьонами, кремами смажут. Прическу модную заделают. Забавлялись, как с игрушкой. Обхаживают, ухаживают, за детьми так не следят. И массажи, и мази самые редкие полезные. Я лежу кукла куклой, ничего этого не чувствую. Не соображаю. Ничего у меня не болит. Точно как этот доктор сказал – растение. А они моду взяли, как поспят, утром в тумбочку прикроватную сто рублей кладут. Ну как бы на память, чтобы сбылось. А что самое удивительное, кто через неделю, кто через две, ну, не больше чем через месяц, знакомятся с приличными людьми и потом замуж выходят. Анна Ивановна, когда я в себя пришел, рассказала, девицы, как в церкви к иконе прикладывались и крестились. А я ни гугу. Кома. И так почти год.

Анна Ивановна сотенные из тумбочки забирала, меняла на крупные бумажки и складывала у себя дома. Потом, когда я очнулся, на ноги встал, соображать стал, мне отдала.

– Вот они, – Юрий снова залез в карман и показал толстую пачку купюр. – Удивительная женщина, себе ничего не взяла. Я брать отказывался, так она силой в карман запихнула.

– Ты, парень, не очень-то деньгами размахивай. Спрячь, не светись. Проходимцев тьма. Облапошут или по башке треснут, и снова в кому уйдешь. А второй раз можно и не выкарабкаться, – предостерег проникшийся Михаил.

– Точно, он правильно говорит, не светись. Будь поосторожней, – добавил я.

Юрий махнул рукой, как отмахнулся от незначимого пустяка, и рассказывал дальше:

– Тридцать свадеб сыграли, а сколько с хорошими парнями перезнакомились, даже не знаю. И тут произошло чудо! – Юрий поднял палец кверху, чтобы зафиксировать значимость момента: – Одна девушка, Танюшка, влюбилась. В меня. В полумертвое растение! Всерьез, ей-богу. Анна Ивановна рассказала. Пришла к подружке, молоденькой практикантке, медсестре из училища, зашла поглядеть на меня и влюбилась.

– Стала нянечкой работать и выходила меня, дурака! – Жорик перекрестился. – Ей-Богу, выходила! Не верите?

– Верим, такое не придумаешь! – закивали мы.