Куница Том 5

Тихомирова ответила не сразу. Посидев немного в молчании, она повернулась к Волконскому и кивнула:

— Извольте, князь.

— Туннель рациональности — это психологический приём. Наше мышление старается оперировать понятными и доступными логическими конструкциями и образами. Мы знаем, что такое дождь, что такое снег, и потому не удивляемся, когда видим их за окном. Однако, согласитесь, увидеть песчаную бурю в Петрограде мы никак не ожидаем. Верно?

Ольга кивнула.

— Это очевидно. Но как это относится к Мартену?

— Терпение, княжна, — ответил Максим, излучая довольство. — Ваш жизненный опыт, ваши знания и сложившееся понимание мира работает также, создаёт тоннель, отсекающий всякий абсурд и глупости. Не будем же мы сейчас всерьёз задумываться о том, что будем делать, если все растения на земле внезапно и по непонятной причине вымрут. Это абсурд, на который не стоит обращать внимания. Однако, если вы вдруг окажетесь в месте, где по неизвестной причине вымерли все растения, вам увиденное не понравится. Оно будет выбиваться из привычного. И вы попытаетесь найти объяснение, укладывающееся в ваше понимание.

— Хотите сказать, — нахмурилась Тихомирова, — что Мартен в моих глазах выбивается из привычного?

— Конечно! — кивнул Максим. — В вашем понимании какой-то там барон не может быть фигурой важной настолько, чтобы его мнение учитывали люди вашего круга. Вы пытаетесь найти объяснения, укладывающиеся в привычное. А не находя злитесь. Ведь если такое оказалось под силу Дмитрию, то что будет дальше? Сколько ещё таких вчерашних баронов поднимется завтра на вершины власти?

— Ерунда! Никуда он не поднялся, и тем более не будет других! — отреагировала Ольга.

Максим только шире улыбнулся.

— Я же, — продолжил он, — зная обо всём, что Дмитрий уже успел совершить, просто принял, как должное факт его существования. Герцог Мартен — высший боевой маг, сильный, талантливый, умный, эрудированный в некоторых аспектах. Я позволяю себе им восхищаться. А рациональное объяснение его способностей приложится.

Тихомирова снова отвернулась к окну, и отражение в стекле показывало её хмурое лицо.

Машина заехала во двор скромного уединённого особняка и остановилась у крыльца. Максим вышел из автомобиля, удерживая на лице располагающую улыбку. Ольга была мрачной. Михаил боролся с дремотой и проигрывал. Слуга провёл гостей на веранду, а затем сразу пропустил в холл. В относительно скромной гостиной их встретила молодая герцогиня Кэтино Кочакидзе. Девушка носила наряд своего народа, а не принятое в свете вечернее платье. Широкий шёлковый пояс подчёркивал тонкую талию, расшитое золотом и жемчугом чёрное платье уходило в самый пол. Девушка обвела гостей колким взглядом, остановившись на Шемякине, как раз в этот момент боровшимся с очередным зевком.

— Простите нашего друга, госпожа Кочакидзе, — перехватил инициативу Максим. — Михаила оторвали от важной работы, не дали ни отдохнуть, ни поспать.

Кэтино перевела взгляд на Волконского.

— Прошу, рассаживайтесь. Напитки?

Максим улыбнулся шире и первым вольготно расположился в одном из кресел.

— Я большой поклонник грузинских вин, с радостью выпью бокал. На ваш вкус.

Ольга села с достоинством.

— Благодарю, воздержусь.

— Кофе, крепкий, пожалуйста, — попросил Миша, с тоской глянув на диван и аккуратно присев на стул.

— Вы всегда столь… — Кэтино чуть прищурилась, глядя на Максима, — улыбчивы, князь?

— Я открыто смотрю на мир, Кэтино. Я же могу обращаться к вам по имени?

Девушка чуть кивнула.

— Извольте.

— Благодарю. По дороге сюда я наслаждался видами. Погода нисколько не портит пейзажи, раскинувшиеся долины и далёкие горы, от всего этого захватывает дух. Передо мной иной картины красы живые расцвели: роскошной Грузии долины ковром раскинулись вдали, — чуть нараспев произнёс князь. — Однако стоило мне зайти, и я тот же час был очарован вами. Откажи вы мне в такой малости, как возможность называть вас по имени, чёрное пламя тоски сожгло бы моё сердце.

— Вы процитировали Лермонтова, видимо, сочтя это уместным. Так почему же не обратились к одному из своих предков, что участвовал в завоевании этих долин? Насколько мне известно, среди них были выдающиеся поэты, — ответила Кэтино.

Слуга принёс напитки. Максим лишь принял бокал, а Михаил поспешил вылить в себя чёрную гущу.

— Несомненно, были, — не стал спорить Максим. — Однако язык их был несколько архаичен, подражал Гомеру и прочим античным классикам. Да и воспевали они не красоты пейзажей, а собственную воинскую доблесть.

Максим пригубил вино.

— Пока мы ждём действия кофе и пробуждения вашего друга, — Кэтино бросила короткий взгляд на смутившегося Шемякина, — скажите мне, князь. Почему приехали вы, а не ваш брат?

Волконский салютовал бокалом.

— Прекрасный напиток. Всегда поражался, как получаются вина со столь глубоким вкусом, при этом не томившиеся в бочках годами.

— Я подарю вам несколько бутылок, Максим, — пообещала Кэтино.

— Моя благодарность не знает границ! — Волконский допил вино и отставил бокал. — А ответ на ваш вопрос, Кэтино, требует закончить со светским общением и перейти к делу. Миша?