Дмитрий отрицательно покачал головой.
— Это не был поступок под влиянием эмоций. Я полностью отдавал себе отчёт в том, что делал. И прекрасно понимал последствия своих действий.
Выслушав ответ, генерал глубоко затянулся, медленно выдохнув дым.
— То есть вы не планируете довести население острова до восстания, чтобы при подавлении избавиться от всех недовольных разом?
— Держу этот вариант на крайний случай. Пока у нас половина населения является партизанами противника, такое решение выглядит вполне адекватно ситуации.
За спиной Дмитрия закашлялся Дубров, но Григорович это проигнорировал.
— Положим, не половина, а где-то двадцать — двадцать пять процентов, но в целом верно. Правда, такой исход породит в Петрограде массу недовольства.
Мартен пожал плечами.
— На вас это недовольство распространяться не будет и развяжет вам руки, то есть цель будет достигнута. А недовольство… Пусть попробуют высказать своё недовольство мне в лицо.
Генерал-лейтенант рассмеялся.
— А вы мне нравитесь, Ваша Светлость. Запачкать руки точно не боитесь. Но я не стремлюсь стать палачом для миллиона человек. Есть менее радикальный план?
Дмитрий прошёл к столу, окидывая взглядом карту Кюсю.
— Я тоже палачом быть не стремлюсь. Но у нас сложилась неприятная ситуация. У местных слишком много оружия на руках.
Григорович мрачно кивнул.
— Много. Оно, по счастью, имеет отвратное качество. Автоматическое оружие полукустарное, интенсивной стрельбы не выдерживает. Их автоматы — металлолом, свой двадцатизарядный магазин без осечек выпустить не могут. Пулемёты захлёбываются на тридцатом-сороковом выстреле. Выстрелы для гранатомётов слабые и дают осечки. Из засады они ещё как-то могут действовать, но в открытом бою — никаких шансов.
— Оружие играет с нами злую шутку, Борис Петрович. Я видел местных. Оружие вселяет в них ложную уверенность. Они думают, что могут в любой момент прогнать нас, но не делают этого, чтобы не устраивать бойню. Или потому что нет приказа. Каждый из них чувствует себя героем сопротивления, и в то же время такое положение вещей не обязывает их к конкретным действиям. Можно заниматься хозяйством и чувствовать себя причастным к великому делу, — Дмитрий вопросительно посмотрел на генерала. — Сколько из них активно участвует в подрывной деятельности? Процент?
Григорович задумчиво пыхнул трубкой.
— Да, где-то так.
— Я хочу лишить их этой ложной уверенности, — твёрдо заявил Куница.
— Как?
Дмитрий кивнул на карту.
— У шогуна есть флот?
— Несколько корыт, что вряд ли осмелятся выйти даже против сторожевого корвета. Только кораблей и у нас мало для нормальной блокады. Вы же об этом? Блокировать контрабанду?
Мартен кивнул.
— Именно. Радикально. Проверять все корыта, что выходят в море, у нас нет ресурсов. Мы поступим иначе. Здесь есть местное лояльное дворянство?
Генерал-лейтенант двинулся вдоль стола.
— Есть, но… Как сказать. Во-первых, они не такое уж дворянство. Старые дворяне, рода даймё и самуря, либо погибли во время завоевания, либо бежали. Так что дворяне — это бывшие торговцы, мелкие чиновники и прочие из служивого сословия. Авторитет у них не слишком большой. Во-вторых, к их лояльности тоже есть некоторые вопросы.
Генерал-губернатор отмахнулся.
— Для моего плана это не имеет значения. Всё, что они должны сделать — сообщить населению мою волю. У прибрежных деревень есть неделя, чтобы подать заявку на рыбную ловлю. Корабли без разрешения будут безжалостно топить. Утром в деревню прибывает наш человек. Считает лодки и людей. Лодки уходят. Вечером должно вернуться столько же лодок и людей. И проверка груза.
— У нас не хватит людей на всех…
Мартен отрицательно покачал головой.
— А на всех и не надо. Кто успел — тот будет с рыбой. Кто не успел — пусть делают что хотят, но в море им выходить нельзя под страхом казни всей деревни. Убьют нашего человека — казнь всей деревни.
— Начнётся голод, — ожидаемо возразил Григорович.
— Именно, — согласился Дмитрий. — Поэтому тем, кто сдаёт оружие, разрешают выходить в море. Один раз. Если они вдруг оказались честными подданными Его Императорского Величества, пусть расскажут о менее честных подданных. Я хочу донести до них простую мысль: либо они живут по закону, либо умирают. Здесь и сейчас, без всяких компромиссов. Но это не всё.
Куница постучал пальцами по столу.
— У нас есть какой-нибудь большой проект, большая стройка, или что-то такое, что можно доверить толпе каторжан? Пусть у нас будут не каторжане, а работники, работающие за еду. Важно найти, куда пристроить толпу низкоквалифицированных трудяг.
Генерал отложил трубку, посмотрел на карту.
— Железная дорога. Дороги здесь не ахти какие, а линия железки вообще смешная. И то мы её проложили под постоянным шумом перестрелок. Инженеров сюда везти опасно, но если заставить их самих работать… Может получиться.
— А сломают — пусть строят заново, — кивнул Дмитрий. — Просто время вынужденного голода себе продлят. Но для этого надо завезти продовольствие с материка. Попробую что-нибудь решить по гражданским каналам.
Генерал-губернатор вздохнул.