Кумите

Серое, свинцовое море в этот пасмурный, мрачный день. Впереди возвышались тяжелые чугунные решетки санатория. Остановив машину, он выскочил с такой скоростью, что даже забыл запереть дверь. И тут застыл, словно вкопанный в землю. На чугунной решетке санатория больше не было никакой вывески. Вообще никакой.

Юрий зажмурился и несколько раз мотнул головой, пытаясь прогнать наваждение. Снова открыл глаза. Но зрение его не обманывало. На воротах санатория не было вывески частной клиники. А от всего места веяло пугающей пустотой. Вокруг не было ни души. Направо от двери висела ржавая от дождей и времени старая жестянка: «Санаторий для детей «Белая жемчужина», принадлежность — Четвертое управление областного ЦК КПСС». А поверх чугунной решетки красовался белый матерчатый плакат, на котором огромным алыми буквами было написано: «СДАМ В АРЕНДУ». Он толкнул дверь… Она оказалась открытой.

Сергеев шагнул вперед и оказался в сплошной темноте. Уютный, дорого обставленный холл исчез полностью. Сейчас это было голое, пустое помещение, в котором явно давным-давно никто не жил. Все происходило, словно в кошмарном сне. Инстинктивно он бросился в коридор, который вел к палате. С белой двери исчез номер. Он попытался ее открыть и увидел массивный ржавый замок. Юрий начал выть и изо всех сил стучать кулаками по старой деревянной поверхности, с которой сыпалась краска. В коридоре раздались шаги. Перед ним выросло бородатое привидение в тужурке и валенках, от которого сильно несло алкоголем.

— Эй, ты! Чего надо? Чего стучишь?

— Больница… Палата… Здесь была клиника…

— Какая больница?! Ты чего, сбежал из психушки?! Я здесь сторож! Это здание в аренду сдают. Санаторий закрыли восемь лет назад, и с тех пор стоит пустой. Редко когда кто приезжает, снимает на пару дней.

— Но здесь была частная клиника…

— Не знаю, парень, кто тебе чего сказал, но я повторяю: это помещение стоит пустое уже восемь лет. И никого в нем нет, никакой клиники, не выдумывай. Давай, парень, вали отсюда побыстрее, а то сейчас менты приедут. Я милицию вызвал.

— Милицию? Зачем?

— Ночью тут произошел несчастный случай. Женщина, старая, попала под бульдозер. Всю спину ей разрезало.

— Женщина? Когда?! Где?!

— Ночью. Я ее в холл занес. Да и померла она уже.

— Где она??!!

— Чего орешь? И глаза у тебя больно страшные! В темноте аж светятся! Ну иди, посмотри, коль охота. Померла она, от потери крови. Всю спину ей разрезало. Всю как есть.

В холле было темно. Привидение ткнуло рукой в угол: — Там лежит, накрыл мешком.

На бетонном полу лежало что-то. Сергеев опустился на пол и откинул с бесформенного тела грубую ткань. В черной засохшей луже с невероятной мукой страдания на лице лежала белая мумия.

И он умер. Умер мгновенно, не приходя в сознание, в тот самый момент, когда, опустившись вниз, прикоснулся щекой к бетонному полу и прошептал:

— Мамочка… мама..

В черной луже засохшей крови лежало тело его матери. Она была мертва.

Острый, пронзительный вой сирен прорезал окружающую тьму. Юрий еще не знал о том, что будет жить. Но первый импульс и был благословением его матери, давшей ему жизнь и попытавшейся вернуть эту жизнь вновь. Мятая фигура ночного сторожа… Сергеев встал. Он еще не знал как, но точно знал, что заставит заплатить за все убийц его матери. Исполнителей и заказчиков. Но в первую очередь — Масловского. А для того, чтобы это сделать, нужно бороться. И не будь здесь милиции, он вызвал бы ее сам.

Двери распахнулись и в обширном пустом холле сразу стало людно. В душе Юрия зашевелилось нехорошее, холодное чувство — приехали за ним. Но он поспешил прогнать его прочь, убеждая себя в том, что они приехали искать убийц его матери. Это их работа, их обязанность, их клятва, в конце концов! Внезапно все пространство вокруг залило светом — так сильно и ярко, что пришлось зажмуриться. Сторож включил свет, как только милиция появилась в дверях. Их было семь человек. Омоновцы — пятеро автоматчиков в форме и при полном вооружении, один в обычной милицейской форме и пожилой мужчина в штатском — в дорогом сером костюме. По тому, как все остальные держались с ним, Сергеев понял, что это и есть самый главный. Его лицо — красное, изборожденное целой сетью морщин, выражало полное безразличие. Он держал себя так важно, что все окружающие по сравнению с ним казались просто засохшей грязью. Все это не походило на обычный милицейский вызов.

— Здесь что? — спросил тот, что в форме. Сторож благополучно исчез.

На полу лежал труп в луже засохшей крови, но, казалось, этого никто не видит. Все происходящее напоминало дурной фарс.

— Здесь убийство… — Голос Сергеева звучал хрипло, отказывался повиноваться язык. Но ему не дали закончить. Форменный перебил:

— Нет здесь никакого убийства! Дорожное происшествие, не больше! Не надо было под бульдозер лезть!

— Заткнись! — лениво, но внушительно подал голос пожилой. Повернулся к лизоблюду:

— Оформляй протокол как наезд и вызывай труповоз.