Кулинар

Отдать или не отдать – вот в чем заключалась его гамлетовская дилемма. Если отдать, то на что тогда опохмеляться? Если же не отдавать, то как он будет выглядеть в глазах Надьки и не повлияет ли такое его нахальное поведение на их отношения? В таком случае он может лишиться верного источника заема. А это недопустимо. Отдать часть долга? Как-то несерьезно. Не решив, что делать, он вдруг открыл Дилана Томаса. Как будто тот мог подсказать, как поступить. Надька предупредила его, что деньги ей понадобятся именно сегодня.

«Он провел ладонью вверх и вниз по ее руке. Только нескладное и безобразное, только бесплодное родит плоды. Кожа на руке покраснела от его прикосновений. Он дотронулся до ее груди. Дотронувшись, он узнал каждый кусочек ее плоти».

– Мерзость какая! – в пуританском порыве воскликнул Чинарский. Иногда он позволял себе быть моральным чистоплюем.

Чинарский бросил книгу на диван и поднялся. Надо идти. В прихожей, в кривоватом зеркале он обнаружил заспанное отечное лицо мужчины средних лет, несущее на себе стигматы распада. Чинарский поморщился, показал язык своему чахлому отражению и двинулся в ванную. При помощи холодной воды и полотенца он придал своей физиономии максимально свежий вид и вышел из квартиры. Пешком поднялся к Надькиной квартире и позвонил. Прошло минуты две, но никто не ответил. Между тем Чинарскому померещились какая-то возня за дверью и даже тонкий стеклянный звон.

Нет, это в ушах у него звенит. Он потряс головой, но тут же спохватился. Резкое движение доставило нестерпимую боль. Она же обещала быть! – всплыло в его утомленном сознании. Надькино отсутствие было пострашнее искушения святого Антония. Перед Чинарским зеленым змием нарисовалась в воздухе возможность промочить горло и подлечить мозги.

Усилием воли он заставил себя позвонить еще раз. С тем же успехом! Успокоенный Надькиным отсутствием, он стал изо всех сил жать на звонок. С каждым пиликаньем его смятенная душа оживала, а жизненная перспектива преображалась. И все же оставалась еще одна загвоздка. Тетя Тамара, живущая с Надькой по соседству. Он должен вызвать ее и спросить, где Надька. И если та не ответит внятно и убедительно…

Чинарский позвонил в квартиру тети Тамары. Никто не торопился открывать ему дверь. Чинарский не верил в свою удачу. Он сунул руку в карман. В ладони приятно и обнадеживающе шелестнула сотка. Больше не теряя времени и не поддаваясь на зов совести, он слетел с лестницы и выбежал из подъезда.

* * *

Александр вздрогнул. Это не входило в его планы. Его пальцы разжались помимо его воли, и склянка с драгоценной эссенцией мантауры выскользнула из них и с едким звоном разбилась о пол.

Звонок повторился. На этот раз он был еще требовательнее и нетерпеливее. Александр замер. Эта шлюха не предупреждала его, что кого-то ждет. Соседи? Знакомые? Менты?

Как бы то ни было, он должен довести дело до конца.

Александр стиснул зубы, глядя на осколки и разбрызганную жидкость. Надо же, все случилось именно тогда, когда он приступил к приготовлению пикантного соуса! Боже, сколько он отдал за эссенцию этого редкого мадагаскарского растения! А ведь его предупреждали, что мантаура несет с собой проклятие! Аборигены использовали ее для приготовления колдовских зелий. Они выкапывали из песка корень этого трехлетнего растения, срезали с него белесовато-терракотовые клубеньки, разрезали, сушили, толкли, заливали маслом из семян черного кустарника, а потом уже выпаривали экстракт. Могущество этого растения приравнивалось жителями Мадагаскара к могуществу воды. У цивилизованного европейца или американца такое сравнение не вызвало бы ничего, кроме недоумения. Мы привыкли к тому, что вода послушно течет из крана. А вот мадагаскарцы, живущие в глубине острова, добывают воду ценой грандиозных усилий. Они копают песок по полдня, чтобы собрать в небольшие емкости пол-литра грязной, теплой, кишащей бактериями влаги!

Александр кусал губы. Вот так казус! Хорошо еще, что он успел добавить мантауру в кипящий сок фейхоа. По кухне плыл разрываемый знойным дыханием мантауры огуречно-клубничный аромат фейхоа. Мадагаскарское растение великолепно сочеталось с этой азиатской ягодой. Оно словно просверливало черные спирали в его влажном зеленоватом облаке. К фейхоа Александр добавил сок одного лайма, столовую ложку виноградного уксуса, щепоть сахара, крупицу черного перца и чабреца.

На столе, на круглом блюде, обложенные веточками петрушки, слабо розовели мозги. Мантаура, постоянно всплывавшая в кисло-сладком соусе роковой черной нотой, должна была охладить фруктовую свежесть смеси, привнести в нее жаркую горечь африканской жажды. Вкус мантауры был достаточно резким, чтобы не погибнуть в яркой фруктовой гамме. В нем была и роскошная пряность, отдающая сладковатой гнилостью водорослей, и угольная пыль сгоревшего дерева, и окисленно-медный запах застоявшейся воды.