Куликовские притчи

— Для ласточек, — говорит бабушка. — Видишь, возле трубы, на стропилах, гнезда прилеплены? Вот там они и жили. Прилетят ли в этом году — один бог знает…

— А почему не прилетят?

— Все живое к человеку жмется… А избушка наша опустела.

Бабушка разыскала веник и стала обметать окна, стены, собирала с пола мякину. Колька ей помогал. Время от времени он останавливался и прислушивался к таинственным шорохам и скрипам, которые доносились из темных углов. Колька, крадучись, заглядывал туда и шептал:

— Ага, вот где ты спрятался?

Но под руки ему попадались то дырявый валенок, то разломанные салазки, то хороший еще ухват для чугунов.

Прибравшись, бабушка о чем-то задумалась и сказала негромко:

— Печку, что ли, затопить…

— Давай, бабань, затопим! — обрадовался Колька. — Пусть домовой погреется…

Последние слова он сказал совсем тихо, для себя, и бабушка их не слышала. Затопили они печку, но дым почему-то не хотел идти в трубу, а полз через шесток в избу и плавал синими невесомыми ломтями.

— Всю зиму не топилась, — разговаривала бабушка с печкой, — отсырела, матушка, вот и дымишь. А может, труба засорилась? Выбеги, внучок, глянь — идет ли дым-то?

Колька выбежал на улицу, отошел подальше в проулок, чтобы лучше было видно, и посмотрел на трубу: дым шел — легкий, невесомый. И ветер шевелил его, словно седую прядку волос. А изба глядела на Кольку из-под шиферного козырька, как бабушка из-под руки. Мальчишка чуть не подпрыгнул от такого открытия. Повертел он головой налево-направо и видит: каждая изба в деревне смотрит на мир по-своему.

У Беловых, которые построились совсем недавно, окна с голубыми наличниками распахнуты широко и удивленно, как глаза у только что проснувшейся девочки. Изба Макарихи глядит с ехидцей, словно хочет сказать: эге, голуби, я все про вас знаю! А новые дома из серого кирпича, в которых живут колхозные молодые специалисты, ну точь-в-точь любопытные мальчишки в школьной форме.

Колька и про дым забыл, побежал к бабушке рассказать про избы.

— Говоришь, наша смотрит, как старушка из-под руки?

— Ага.

— Это она сейчас сгорбатилась, а когда-то была просторная, глазастая — в шесть окон, — вспоминает бабушка. — Да еще седьмое окно в проулок выходило, на закат… Ох и натерпелась я страху из-за этого окна!

— Расскажи, бабань!

И Колька устраивается рядом, смотрит на огонь в печке, от которого тянет приятным теплом, слушает неторопливый бабушкин рассказ, похожий на занятную сказку.

Давным-давно, когда бабушка была еще маленькой девочкой, жили в этой избе домовитые люди — Михайла да Аксинья Курносовы. Михайла плотничал, к этому же приучал и многочисленных сынов. Аксинья слыла знахаркой, чуть ли не колдуньей, и многие ее побаивались. Но в лихой час все-таки шли за помощью: она умела вправить вывих, лечила переломы, простуду, заговаривала зубную боль.

Как-то по весне девушки и парни за избой Курносовых играли в лапту. Фрося была ловкая, длинноногая, и в лапту играла отлично. Все братья Курносовы тоже были здесь. Погналась Фрося за старшим, Андреем, хотела осалить, а он пригнулся — и… мяч полетел в окно, что выходило на проулок. Зажмурилась Фрося от страха, ждет, когда стекло звякнет… Но все вроде тихо. Открыла глаза, а под окном на скамейке Аксинья-колдунья сидит и мяч у нее в руке. После девушки рассказывали: «Подняла Аксинья рукав — мячик так и прыгнул в него, словно прирученный».

Смотрит Фрося на Аксинью, а та улыбается:

— Пойдешь, девонька, ко мне в снохи? Видишь мячик-то — это судьба твоя ко мне в руки прыгнула. Семь сынов, семь женихов — выбирай любого.

Засмущалась Фрося, убежала. Она и не думала тогда о замужестве, шестнадцать лет ей всего было. Но вскоре вышло так, как сказала Аксинья: стала Фрося женой Андрея и перешла из своей тесной хибарки жить в избу о семи окнах.

Работы в семье было много. Придут парни в субботу из бани — одних рубах сразу семь штук кинут: стирай, Фрося! Но работы она не боялась, все делала легко, с песнями, и братья полюбили ее, как сестру. И когда-то пугавшая ее изба стала для Фроси родной, привычной. Феперь, когда она возвращалась с поля, ей казалось, что изба улыбается всеми своими окнами — широко, по-матерински.

Нравились Фросе долгие зимние вечера, когда всей семьей собирались вокруг керосиновой лампы и каждый занимался своим делом: кто валенок подшивает или ложку из чурки выстругивает, кто прядет, кто сказки рассказывает. В один из таких вечеров и услышала она сказку про двух братьев, которую рассказал свекор ее, Михайла…