Кукушата Мидвича

– Ладно, не будем пока вникать во все эти «почему» да «по какой причине». Давай начнем вот с чего: ты говоришь, что часть из них пришла с намерением сжечь школу. Тогда можно предположить, что другая часть явилась, чтобы остановить это дело, а в результате между ними началась драка?

– Да, – согласился мальчик, но уже менее решительно.

– Тогда, надо думать, ты и твои друзья ничего общего с дракой не имели? Просто оказались зрителями?

– Нет, – ответил мальчуган, – нам пришлось защищаться. Это было необходимо, иначе они сожгли бы здание.

– Ты хочешь сказать, что вы начали кричать, чтобы одни остановили других или что-то в этом духе?

– Нет, – терпеливо сказал мальчик. – Мы заставили их драться между собой. Мы могли бы просто прогнать их прочь, но, если бы мы так поступили, они позже вернулись бы опять. Теперь этого уже не случится, они поняли, что лучше нас оставить в покое.

Начальник помолчал, он явно был в замешательстве.

– Ты сказал, «заставили» их драться между собой. Как вы это сделали?

– Это очень трудно объяснить. Думаю, вы не поймете, – сказал мальчик, как бы вынося окончательное решение.

Сэр Джон покраснел.

– И все же мне хотелось бы узнать, – произнес он, сохраняя имидж великодушного человека, прощающего незаслуженно нанесенный ему моральный ущерб.

– Это бессмысленно, – сказал ему мальчик. Он говорил спокойно, без презрения, он просто сообщал непреложный факт.

Лицо начальника стало багровым. Доктор Торранс поспешил вмешаться:

– Это в высшей степени малопонятное явление, сэр Джон, причем такое, в котором мы все тут пытаемся разобраться уже много лет, но с очень скромным результатом. Может быть, ближе всего к истине будет сказать, что Дети «пожелали», чтобы люди в толпе набросились друг на друга.

Сэр Джон поглядел на доктора Торранса, потом на мальчика. Что-то пробормотал, но постарался взять себя в руки. Тяжело дыша, он обратился к мальчугану, но теперь в его голосе явственно слышался гнев:

– Как бы это ни было сделано – этим мы займемся позже, – ты признаешь, что вы несете ответственность за то, что произошло?

– Мы ответственны лишь за то, что защищались, – ответил мальчик.

– Ценой четырех жизней и тринадцати покалеченных, в то время, как вы могли, как ты говорил, просто отогнать их.

– Они хотели убить нас, – холодно ответил ребенок.

Начальник полиции долго глядел на него.

– Я не понимаю, как именно вы сделали это, но пока принимаю на веру ваше собственное признание. А также твои слова, что в этом не было необходимости.

– Но тогда они снова явились бы сюда. И в этом случае все равно пришлось бы прибегнуть к тому же средству, – сказал мальчик.

– Это только твое предположение. Все твое отношение к этому делу просто чудовищно! Неужели ты не чувствуешь жалость к этим несчастным людям?

– Нет, – ответил мальчик. – А с какой стати? Вчера один из них пытался застрелить одного из нас. Нам приходится защищаться.

– Но не с помощью вендетты же! Для вашей защиты существует закон, и для каждого…

– Закон не защитил Уилфреда от выстрела. Он не защитил бы и нас прошлой ночью. Закон наказывает преступника после того, как тот совершил преступление. Нам это не подходит – мы хотим остаться в живых.

– И тем не менее вы решаетесь – ты сам сказал это – брать на себя смелость распоряжаться чужими жизнями?

– Стоит ли нам все время возвращаться к одному и тому же? – спросил ребенок. – Я ответил на ваши вопросы, поскольку считал, что будет лучше, если вы правильно оцените ситуацию. Раз вам не удалось уяснить ее суть, я попробую выразиться яснее. Ситуация такова: если со стороны кого бы то ни было будет сделана попытка вмешаться в нашу жизнь или нанести нам ущерб, мы станем защищаться. Мы показали, на что способны, и надеемся, что это послужит предупреждением для других и предотвратит дальнейшие неприятности.

Сэр Джон безмолвно смотрел на мальчика, костяшки его сжатых в кулак пальцев побелели, а лицо пошло пятнами. Он приподнялся со стула, будто хотел броситься на мальчишку, потом, раздумав, рухнул в свое кресло.

Прошло несколько секунд, пока он почувствовал себя снова в состоянии разговаривать. Наконец задыхающимся голосом он обратился к мальчику, который на протяжении всех этих секунд критически рассматривал его с каким-то холодным любопытством.

– Ах ты, дрянь этакая! Ах ты, мерзкий паршивец! Да как ты смеешь со мной так разговаривать! Ты что, не понимаешь, что я представляю тут полицию страны! Если нет, так самое времечко понять, и, клянусь Богом, я тебе это разъясню! Ты как разговариваешь со взрослыми, ты, мелочь пузатая?! Ишь ты, он, видите ли, не желает, чтобы им наносили ущерб! Они, видите ли, будут защищать себя! Вот оно как! Да ты подумал, где находишься? Тебе, парень, еще предстоит научиться…

Внезапно он умолк и безмолвно уставился на мальчика.

Доктор Торранс приподнялся, наклонился над столом к мальчику и протестующе произнес «Эрик…», но не сделал ни единого движения, чтобы вмешаться.

Бернард Уэсткотт даже не шелохнулся на своем стуле и лишь впитывал в себя происходящее.