Кукушата Мидвича

Мы стояли и смотрели, как полдюжины мальчиков, пугающе похожих друг на друга, подбежали к лежащему и подняли его. Только когда они понесли его, я услышал какой-то плач, доносившийся из-за живой изгороди, окаймлявшей тропинку справа. Я поднялся по откосу и заглянул через изгородь. В нескольких ярдах от меня стояла на коленях девушка в летнем платье. Ее ладони были прижаты к лицу, а тело сотрясалось от рыданий.

Бернард вскарабкался следом за мной, и мы, кое-как протиснувшись между кустами, вышли в поле. Теперь я увидел тело мужчины, навзничь лежащего на коленях девушки. Из-под тела торчал приклад охотничьего ружья.

Когда мы подошли еще ближе, девушка, услышав наши шаги, обернулась.

Рыдания смолкли, лицо исказилось ужасом. Но когда она увидела нас, ужас постепенно исчез, а безнадежные рыдания возобновились.

Бернард наклонился к девушке и поднял ее на ноги. Я бросил взгляд на мужчину. Это было страшное зрелище. Я нагнулся и подтянул его пиджак вверх, стараясь скрыть то, что осталось от головы. Бернард уводил девушку, почти неся на руках.

На дороге послышались голоса. Когда мы подошли к изгороди, двое каких-то мужчин заглянули через нее и увидели нас.

– Это вы тут палили? – спросил один из них.

Мы смогли только отрицательно покачать головами.

– Там остался труп, – сказал Бернард.

Девушку бил озноб. Временами она стонала.

– Кто это? – спросил тот же мужчина.

Девушка истерически выкрикнула:

– Это Дэвид! Они убили его! Они убили Джима, а теперь и Дэвида! – И задохнулась в новом приступе рыданий.

Один из мужчин вскарабкался на откос.

– Ох, да никак это ты, Элси? – воскликнул он.

– Я пыталась остановить его, Джо… Я пыталась остановить его, но он ничего не хотел слышать, – говорила она, перемешивая слова с рыданиями. – Я знала, что они убьют его, а он и слышать ничего не хотел.

Дальнейших слов было не разобрать, она уткнулась в грудь Бернарду. Ее трясло, как в лихорадке.

– Надо отвести ее домой, – сказал я. – Вы знаете, где она живет?

– Конечно, – ответил мужчина, решительно поднимая девушку на руки, как будто она была ребенком.

Он спустился с откоса и понес ее – плачущую и дрожащую – к нашей машине. Бернард повернулся к другому мужчине:

– Не останетесь ли вы тут посторожить, пока не явится полиция?

– Ладно… Это молодой Дэвид Паули? – спросил мужчина, тоже поднимаясь на откос.

– Она назвала его Дэвидом. По-видимому, тот самый юноша, – подтвердил Бернард.

– Он самый и есть… Проклятые ублюдки! – Мужчина прорвался сквозь кусты изгороди. – Лучше вызывайте полицейских из Трайна. У них там есть машина. – Он поглядел на труп. – Проклятые подонки!.. Убийцы малолетние!

Меня высадили у Кайл-Мэнора, и я воспользовался телефоном Зиллейби, чтобы вызвать полицию. Когда я положил трубку, то увидел, что Гордон стоит рядом со стаканом в руке.

– Похоже, вам это не повредит, – сказал он.

– Еще бы! – согласился я. – Все так неожиданно… Такое кровавое месиво!

– А как это произошло? – задал он вопрос.

Я дал ему полный отчет о событиях, разумеется, со своей довольно ограниченной точки зрения. Минут через двадцать вернулся Бернард, который смог рассказать побольше.

– Братья Паули, вероятно, очень любили друг друга, – начал он. Зиллейби кивнул в знак подтверждения. – Ну так вот. Видимо, для младшего – Дэвида – вердикт по делу брата стал последней каплей, и он решил, что, если никто не стремится к тому, чтобы правосудие восторжествовало, он возьмет отмщение в свои руки. Эта Элси – его девушка. Она зашла за ним на ферму как раз, когда он собрался уходить. Увидев, что Дэвид несет ружье, Элси сразу поняла, куда дует ветер, и попробовала остановить его. Но он не хотел ничего слушать и, чтобы отделаться от нее, запер девушку в сарае, а сам ушел.

Элси потребовалось немало времени, чтобы выбраться, но она, решив, что он отправился в Грейндж, пошла туда прямо через поля. Подходя к тому самому полю, где потом разыгралась трагедия, она уже думала, что ошиблась.

Вероятно, Дэвид лежал, прячась. Увидела она его, когда он уже встал из укрытия и прицеливался. Прогремел выстрел. Пока она к нему бежала, он повернул ружье дулом к себе и нажал на спусковой крючок.

Зиллейби некоторое время пребывал в глубоком раздумье, потом пробудился:

– С точки зрения полиции – дело чистое. Дэвид считает, что Дети виновны в смерти его брата, убивает из мести одного из них, а затем, чтобы избежать наказания, стреляется сам. Ясное дело – человек с нарушенной психикой… Что же еще может увидеть тут «здравомыслящий»?

– Еще недавно я был настроен весьма скептически, – признался я, – но только не теперь. Как этот мальчишка смотрел на нас! Уверен, какое-то мгновение он думал, что виновен кто-то из нас двоих, пока не пришел к выводу, что это невозможно. Словами свое ощущение я передать не могу. Но те секунды, пока оно длилось, мне запомнились как бесконечное ощущение леденящего ужаса. Ты тоже чувствовал что-нибудь в этом роде? – спросил я, обращаясь к Бернарду.

Он кивнул:

– Какую-то странную слабость, будто ты растекаешься в нечто желеобразное, – согласился он. – И тоскливый холод…