К моему огромному облегчению, глава семейства Сандерс уже покинул свою спальню. Мне так хотелось, чтобы он уехал в очередную командировку, чтобы не видеть его подольше. Когда он отсутствовал, я всегда чувствовала себя лучше, необходимость с ним общаться меня угнетала. Совсем не расклеиться помогала мысль о том, что я скоро окажусь вдали от него.
Толстый слой корректора и тонального средства, бледные румяна и немного туши оживили мой образ, хотя стеклянное выражение из глаз никуда не делось. Несмотря на то, что я знала, что нахожусь в супружеских апартаментах одна, дверь свою открывала с некоторой осторожностью. Словно ожидая, что муж кинется на меня из-за угла и продолжит начатое. Но все тени, напугавшие в этой комнате вчера вечером, днём попрятались под кровать. Комната Бенджамина Сандерса пахла его дорогим одеколоном, деньгами и безнадёжностью.
Сил находиться в этом доме не было. Где угодно, но только не здесь. И закинув ноутбук в рюкзак, я уехала в город на учёбу, выйдя из дома через выход для прислуги. Не стала, как обычно, просить водителя отвезти в город, решив, что слежки Бенджамина с меня пока достаточно.
Глава 13
Теа взбеленилась из-за этого маленького представления. Стоило всем разойтись, она выдернула свою ладонь из моей руки, метая глазами молнии. Того и гляди, вспыхну и от меня останутся только угольки.
– Ещё раз спрашиваю, какого чёрта ты тут забыл? – повторяет она свой вопрос, на который у меня не нашлось достоверной лжи.
– Разве это не обитель знаний? Что, по-твоему, здесь делают?
– Странно, я была уверена, что хоккеисты даже читать не умеют, – пытается язвить маленькая мачеха.
– Если только это не мелкий шрифт на презервативах.
Её губы на мгновение дрогнули, словно маска холодной стервы дала трещину, но выдержка оказалась сильнее и Теа последовала от меня в противоположном направлении.
Эти грёбаные костыли не позволяли мне передвигаться достаточно быстро, и ей это было прекрасно известно. На потеху публике, которая оборачивалась и перешёптывалась завидев звезду хоккея, Теа и не думала замедлить шаг.
– С твоей стороны крайне жестоко бросать одного травмированного хоккеиста, вдруг я не смогу распознать буквы в слове «Выход» и никогда отсюда не выберусь?
– Уверена, на твоём пути встретится хотя бы одна сердобольная дурочка, которая обучит алфавиту, пока ты будешь вырисовывать буквы у неё между ног.
После нескольких часов с физиотерапевтом я и так был измотан, а тут ещё приходится гнаться за собственной мачехой.
– Теа, – зову девушку, она резко оборачивается и застывает, должно быть верно истолковав мою бледность. – Если не будешь так спешить, я потом продемонстрирую свои знания в этой области.
– Ты белый как полотно, – констатирует она очевидный факт. От усталости меня начинает мутить. Не думал, что слова лечащего врача о том, что мне нужно больше отдыхать после процедур, окажутся не просто рекомендацией. – Что продемонстрируешь?
– Знания, которые мне дарует сердобольная дурочка.
Девушка смотрит на меня со злым прищуром. Не сомневаюсь, не выгляди я так паршиво, она бы уже ловила такси.
– Поверю на слово. Ты ответишь, зачем сюда явился?
– Мимо проезжал. Подумал, почему бы не забрать мачеху с учёбы. Мы же семья. Забыла?
Вроде в словах нет ни лукавства, ни вранья, однако нам обоим известно, что никакая мы не семья. Да и в целом Сандерсов можно назвать семьёй с большой натяжкой.
Её губы искривляются, точно одно упоминание о том, кем мы друг другу приходимся, выводит девушку из равновесия. Но всё же она проявила милосердие, и к выходу мы подошли в приемлемом для меня темпе.
Выйдя наружу, Теа оборачивается ко мне и, щурясь от яркого солнца, интересуется, где я оставил автомобиль. Стоило посмотреть на неё при солнечном свете, и все прочие мысли тут же вылетают из головы. Я замечаю то, чего не видел, когда мы находились в помещении, – тени на щеке. Она замирает, когда я обхватываю её подбородок, изучая отметину, оставленную папашей.
– Он тебя ударил? – цежу вопрос сквозь зубы, чувствуя, как кровь начинает быстрее течь по жилам.
Я никогда не был пай-мальчиком. Именно хоккей позволял мне держать свои эмоции в узде. Спорт, в котором я мог выплеснуть накопившуюся агрессию и ярость, бушующую внутри меня самого рождения. Сейчас же мне казалось, что я превращаюсь в Халка, ибо слова жены отца подстегнули во мне опасную цепную реакцию. Если она ответит положительно, я разнесу к чертям весь особняк.
Теа убирает мою руку и начинает заливисто смеяться, демонстрируя белоснежные зубы, словно я сказал что-то крайне смешное. Мне совершенно не ясно, что её так развеселило. Отсмеявшись, она склоняет голову набок и с лукавой улыбкой поясняет:
– Видишь ли, мне нравится грубый секс, а твой отец знает в нём толк. – Ещё до того, как смысл слов доходит до моего сознания, она касается моей небритой щеки в странном, ласковом жесте и сразу отдёргивает её, точно обжегшись.