Кукла Коломбины

У всех такой вид, словно они души друг в друге не чают. Любезничают, целуют ручки, закатывают глаза. С трудом верится, что эти господа могут ненавидеть до такой степени, чтобы убить. Тем более Ольгу Глебову. Среди них она – как случайно залетевшая в стаю разноперых птиц стрекоза.

– За что можно вас ненавидеть, Ольга Афанасьевна?

Она сказала себе под нос, но оказалось, что один человек ее все же услышал.

– Вы говорите о Судейкиной?

– О ней, – вздохнула Нюрка, не оборачиваясь.

– Как ни странно, но многие из присутствующих испытывают друг к другу неприязнь, – продолжил Синицкий ее мысль. – Я сам был поражен, когда понял.

Нюрке стало интересно.

– Даже к Судейкиной?

– Увы.

– Кто, например?

Она желала услышать знакомые имена, но Николай вдруг сказал:

– Взять хоть Федора Сологуба.

– Он здесь бывает?

– Как раз рядом с Ахматовой сидит.

– Этот профессор с бородавкой? – поразилась Нюрка. – А вы откуда его знаете?

– Сологуб с отцом в хороших отношениях, бывал у нас в доме. Он же не только стихи, но и пьесы пишет. Отец дает разрешение на постановку.

– Батюшки! Я ведь читала его роман. «Слаще яда» называется. Про любовь простой девушки Шани и дворянина Евгения.

Она бросила на него быстрый взгляд и добавила:

– Нудно, по-моему.

– На мой вкус, поэзия ему лучше удается, – согласился Синицкий.

– А что он все время на Ольгу пялится, не знаете?

– Знаю. Однажды случайно слышал разговор родителей. Сологуб много лет был влюблен в Глебову, посвящал ей стихи. Сначала очень восторженные, а потом ругательные:

Какая тварка Оленька Судейкина!
Не знаю, как ее назвать.
Полить ее из крупной лейки надобно
И после постегать.

– Смешно, – мрачно заметила Нюрка.

– Мне кажется, он так и не простил ей замужества.

– А может он убить кого-нибудь, чтобы ей отомстить?

– Кого-нибудь? – растерялся Синицкий, и Нюрка пожалела, что спросила прямо.

– Да это я просто так. Хотела понять, способен ли он на поступок.

Она надеялась, что Синицкий тут же отступится, но он задумался и с серьезным выражением лица вдруг сказал:

– Мне кажется, что неспособен.

– Слабовольный, значит?

– Просто сила из него давно ушла. Федору Кузьмичу за пятьдесят. И потом, он другим занят. Не до бурных переживаний, мне кажется. Сейчас он много ездит. Полгода почти в городе не был. Вернулся, как видно, на днях. Даже у отца еще не появлялся.

– Ааа… – разочарованно протянула Нюрка.

Этот тоже в подозреваемые не годится. Опять незадача.

– А почему вас интересует тема убийства? – не отставал Николай.

Нюрка мысленно шлепнула себя по лбу.

– Да ничего она меня не интересует! С чего вы взяли?

– Мне показалось.

– Перекреститесь тогда! – злее, чем хотелось, буркнула Нюрка и умчалась в кухню за очередным подносом.

Николай задумчиво посмотрел вслед. Интересует. Еще как интересует. Хоть крестись, хоть не крестись.

На этот раз проводить себя она не позволила. Боялась, что Синицкий снова заведет опасный разговор. Выскочила незаметно и рванула прямиком на Кирочную.

Почти у самого дома ее вдруг окликнули. Нюрка обернулась и увидела Румянцева. Тот подошел неторопливо. Словно прогуливаясь.

– Ты чего тут так поздно делаешь? – поинтересовалась Нюрка.

– А ты?

– Тебе что за дело?

– Переживаю, может, – усмехнулся тот.

– За меня, что ли? С какой стати?

Румянцев почувствовал в ее голосе раздражение, поэтому сразу пошел на попятную.

– Да нет. Пошутил. Спешу на убийство.

– Оно и видно, что спешишь, – язвительно заметила Нюрка и вдруг осеклась:

– Какое убийство? Где?

– Водопроводный переулок.

– Наш участок! Только ты… поворот-то прошел.

– Так я…

Почему он не свернул где положено, Румянцев придумать не успел, поэтому вдруг рассвирепел:

– Да чего ты пристала ко мне!

– Я к тебе не приставала!

– Иди куда шла!

– Ты сам меня окликнул!

– Больно нужно тебя окликать!

Нюрка открыла рот, чтобы припечатать наглеца каким-нибудь шикарным словечком, подслушанным у ребят во дворе, но вдруг на скаку остановилась.

Румянцев даже остолбенел, когда она, взмахнув ресницами, вдруг посмотрела прямо ему в душу и ласково улыбнулась.

– Никита, а хочешь, я тебя до места провожу?

– Ты меня?

– А ты против?

Румянцев не был против, вот только…

– А что Афанасий Силыч скажет?

– Да ничего не скажет! Подумаешь, делов!

Это была неправда, причем явная, но ошалевший Румянцев только и смог, что несколько раз сглотнуть.

Нюрка быстренько пристроилась сбоку и потянула за обшлаг рукава:

– Ну, веди!

Румянцев торопливо повел ее, не смея поверить своему счастью.

Надо же, как складно все получилось! Даже не ожидал!

На их счастье, Афанасия Силыча на месте не было. Распоряжался всем Золотарев. Впрочем, мозолить сыщикам глаза Нюрка не стала. Отошла в тенек и принялась жадно глядеть.

Убитый лежал, скрючившись, у самой стены дома, поэтому сначала ничего толком рассмотреть не удалось. Но когда, сделав свое дело, фотограф отошел и тело перевернули на спину, сразу стало понятно, что перед ними офицер.

– Штабс-капитан, – констатировал Золотарев.

Мундир на груди убитого был залит кровью.

– Ножевое, – наклонившись над трупом, произнес Румянцев.