Кукла Коломбины

Она еще немного пообижалась, а потом надела жакеточку и поскакала в «Привал». Следствие вести. Ну и тарелки таскать заодно.

А по пути надо зайти в несколько лавочек и порасспрашивать про кукол.

Вдруг повезет!

Модный Судейкин

С куклами ей снова не повезло. Сколь ни пытала, ни в одной из тех лавочек, куда успела заглянуть, куклу не признали.

Не бывало таких, и все тут!

«Привал комедиантов» тоже вначале не порадовал.

Сцена стояла пустая и черная. Даже созвездия на потолке не светились. И в зале почти никого не было. Только в дальнем углу сидела компания.

Нюрка пробежала мимо всего один раз, но успела разглядеть среди собравшихся за столом Льва Давидовича. На этот раз одет он был попроще и вел себя не в пример скромней. Мужчины разговаривали тихо, ни слова не разобрать. Впрочем, Нюрка особо и не прислушивалась. Недосуг было.

Через час Прохор послал ее убрать со стола. Схватив поднос, она примчалась, быстренько составила грязные тарелки и собралась уходить, как вдруг один из господ взял ее за руку:

– Постой-ка, милая. Как тебя зовут?

Нюрка глянула. Благообразный. Аккуратная бородка. Хороший костюм. Смотрит не зло, и глаза смеются. Уши только странные. Как бы немного врозь и на концах острые, как у фавна. Но в целом симпатичный.

– Анна.

– Ишь ты! Анна! По-королевски звучит.

– Пустите, дяденька. Мне работать надо.

– Оставь девочку, Леонид, – сказал один малый, налегая на селедку с луком. – Не видишь? Боится она.

Нюрка выпрямилась.

– Не боюсь я. С чего бы?

Господин, которого назвали Леонидом, рассмеялся.

– Не боится, слышал? Она пролетарка! Ей бояться нечего! Правда, Анна?

Он улыбнулся. Странная была улыбка. Вроде веселая, а такая, словно он съесть ее собирается.

– Хватит шутить, Леонид, – вступился за нее Лев Давидович. – У нас серьезный разговор.

– В самом деле, Красин, – негромко сказал любитель селедки. – Нам еще на Лесную ехать.

Не снимая с лица крокодилью улыбку, Красин потрепал ее по щеке.

– Ступай, Анна. Вот увидишь, наша встреча не последняя.

Да не дай бог!

Нюрка порскнула прочь и, забежав в кухню, перевела дух.

Что за господа такие? Чудноватые, право слово!

Надо от них подальше держаться.

По собственной воле она отправилась выносить помои, потом долго мыла руки – Тимофей, увидев, заругался, что вонять от нее будет, – а когда заглянула в зал, немного приободрилась.

Ни Лурье, ни Судейкиной по-прежнему было не видать, зато пришла Ахматова. Она сидела рядом с уже знакомой Нюрке дамой – Саломеей. Обе курили, одинаково упирая большой палец в подбородок и отставляя мизинец, и были неуловимо похожи. Черноволосые и до невозможности худые. Только Саломея одета в красное, а Ахматова – все в ту же черную шаль поверх черного же шелкового платья.

Кто такая эта Саломея и кем она приходится Анне?

Нюрка толкнулась к Александру, который обслуживал стол.

– Это Саломея Андроникова, – охотно ответил официант. – Настоящая грузинская княжна!

Нюрка поняла: Сашка горд, что их заведение посещают столь высокопоставленные особы.

– Тоже поэтесса?

– Нет. Зачем ей! Она просто… светская дама. А тебе к чему?

– Да просто. У нас же все гости – то поэты, то художники. Вот я и подумала…

– Ой, не могу! – фыркнул Сашка. – Она подумала! Лучше неси бланманже, думалка!

Вскоре атмосфера в кабаре изменилась. Стали подтягиваться посетители. Да много. Явился Кузмин, сразу потребовал шампанского и холодца с хреном.

Вот уж поистине – кому война, а кому мать родна!

Нюрка по укоренившейся уже привычке поискала глазами Блока. С тех пор как она узнала в нем своего спасителя, он не появился в заведении ни разу. Зато однажды его стихи со сцены читала Судейкина. Читала хорошо.

Не надо кораблей из дали,
Над мысом почивает мрак.
На снежно-синем покрывале
Читаю твой условный знак2.

Слушая глубокий, чуть с хрипотцой проникновенный голос, Нюрка даже удивилась – сколько талантов в этой женщине! Танцует, декламирует, еще и кукол мастерит!

К тому же она – настоящая каботинка! Артистическое явило себя в ней в самой превосходной степени! Играет и на сцене, и в жизни! Как будто ее настоящей не существует.

Только маска.

Маска прекрасной Коломбины.

И стоило ей подумать об Ольге, как она вдруг возникла перед глазами. На черной сцене в бело-голубом, словно тающем на ней платье. Загорелись созвездия, зазвучала музыка. Ольга изогнулась и начала свой танец, необычный и завораживающий.

Публика сразу замерла. Все взоры устремились на сцену.

Нюрка хотела было двинуться дальше – долго маячить в зале ей было запрещено. Но тут ее внимание привлек господин в модном – словно вчера из Парижа привезли – костюме с напомаженными волосами и усиками на пухлом холеном лице. Он, как видно, только вошел, но садиться за столик не спешил. Просто стоял и смотрел на танцовщицу пристально и недобро. Глаза прищурены, и губы с папироской в уголке презрительно искривлены. Как будто глядеть на актрису ему противно.

Нюрка даже удивилась немного и оглянулась в поисках того, кто может рассказать: кто таков и почему так пялится на Судейкину.