Кукла и ее хозяин (СИ)

Покинув владения, мы накрепко закрыли ворота. Затем я поднес руку с печаткой к табличке «Продано» и вложил в нажатие побольше Темноты. Дерево аж зашипело, будто его прижгли раскаленным железом, и на табличке отпечатался мой герб. Пока здесь нет другой защиты, он будет знаком для всех, кто захочет сунуться в это место, что сюда уже сунулся я — и им тут не рады.

Вскоре мы вернулись к дому, у ворот которого моя бизнес-партнерша нашла свою дрожащую потрепанную аномалию. Кот, жалобно мяукая, запрыгнул ей на руки и вместе с хозяйкой, пообещавшей в следующий раз принести проект еще выгоднее, отправился дальше. Я же даже не успел подняться по крыльцу, как в кармане задергался смартфон. Савелий позвонил как раз тот момент, когда я и сам собирался обрадовать его новой работой.

— Мессир, — непривычно нервно зачастил приказчик, — я на собрании сквернопродавцев. У нас тут большие проблемы. Можете подъехать? Они готовы ждать вас час…

Ах, они готовы ждать целый час. Как любезно с их стороны — кем бы они ни были. А главное разумно — дать себе целый час перед тем, как проблемы начнутся у них.

Ep. 11. Молодой босс (IV)

— Ситуация непростая, мессир, — сказал в трубке мой приказчик.

На самом деле ситуация оказалась предельно простой — нас хотели поиметь.

Пока Глеб вез меня в машине на собрание Союза сквернопродавцев, Савелий по телефону торопливо обрисовывал проблему. Если коротко, для новых членов этого славного Союза есть некая квота по продажам скверны, превышать которую нельзя. И эту квоту хотят сейчас навязать и мне, наплевав на тот факт, что я преемник прежнего мессира Павловского, а не случайный человек с улицы. Мол, раз отец не оформил меня официально, то я для них как бы и не существую — хотя всего два дня назад выставили мне счет на оплату очередного членского взноса. В общем, деньги в одну сторону, а уважение в другую.

— Но это, к счастью, не общее решение, — сбивчиво вещал из трубки мой приказчик. — Председатель и часть Союза на нашей стороне, примерно треть резко против, а большинство пока сомневается… В любом случае для начала голосования нужно высказать наше мнение.

О, не сомневайся, я выскажу.

«Ну что, — мысленно уточнил Глеб, прислушиваясь к разговору, — по-хорошему или как обычно?»

«Сначала по-хорошему. Все-таки большинство пока сомневается.»

Вскоре наша машина остановилась у старинного каменного особнячка на Васильевском острове, специально облюбованного для подобных дел. Пока друг парковался, я поднялся на второй этаж, где меня встретил встревоженный Савелий. Вдвоем мы вошли в парадный зал, очень напоминавший зал суда — со строгой деревянной обшивкой стен, стоящим в углу флагом империи, длинным столом в другом конце, где сидел председатель, и рядами скамеек перед ним, которые были густо заполнены людьми, так что кое-где те даже упирались локтями друг в друга. Воздух внутри был спертым и душным — кондиционер еле справлялся с такой толпой. Мой приказчик шепнул, что обычно народа меньше, но сегодня собрали всех. И все терпеливо сидели в ожидании меня, обмахиваясь листками бумаги — красные, потные, уставшие и напряженные. Казалось, посиди они тут еще с час — и половина сляжет с сердечным приступом. Ну вот зачем сами себе насоздавали проблем в такой чудесный летний день?

Я пересек порог, и вся эта пованивающая масса дружно повернула головы — пара десятков томящихся представителей крупных мессиров, как мой Савелий, и больше сотни мессиров помельче собственной персоной. Разница видна по тому, на какой руке участники собрания носили кольцо: на левой оно у собственников скверны, а на правой — у их приказчиков. Сколько из них, интересно, хотели купить мой дом? Сколько прислали мне письма с предложениями? И, похоже, не получив ответа, остались весьма раздосадованными.

Вереница взглядов сопроводила меня до трибунообразного стола, где сидел председатель Союза — такой же седовласый и благообразный, как и большая часть публики. Тут словно шло собрание клуба «для тех, кому за».

— Нас не устраивают эти условия, — с ходу сообщил я, заняв предложенное место за трибуной. — Если проблема будет решена в ближайшие пять минут, мы готовы закрыть на это недоразумение глаза.

По рядам тут же разлетелись снисходительные ухмылки, словно им читает стишок ребенок. Ну конечно, я же минимум лет на двадцать младше самых молодых из них. И что, они думают, поэтому меня можно обувать?

— Смотрю, мессир Павловский, — едко проскрипел знакомый голос из среднего ряда, — вы привыкли брать все, что вам захочется.

Повернув голову, я встретился с замутненным катарактой взглядом пузатого старичка из клуба — престарелого героя-любовника, чьи похождения я обломал. Вот же злопамятный дед — как-то не профессионально смешивать рабочие и личные вопросы. На его левом пальце сверкала массивная печатка, как бы говоря, что он мессир — однако не слишком важный и не слишком крупный: те вольготно сидят в первых рядах, а не трутся о чужие бока.