Кукла госпожи Барк

Шаха уже нет. Его величество, по-видимому, ушел сейчас же после речи Кашани. Кавам эс-Салтанэ с небрежной улыбкой на утомленном лице равнодушно взирает на дерущихся парламентариев, усердно угощающих друг друга затрещинами и оплеухами. Американцы во главе с Мильспо смотрят из своих лож, что-то покрикивая дерущимся. Англичане, довольные концовкой спектакля, щедро оплаченного Нефтяной компанией, щелкают аппаратами. Наконец полиция выдворяет вон дерущихся, и заседание меджлиса продолжается. Не дожидаясь его конца и оставив Ахави в зале, мы выходим из здания к ожидающей нас машине.

В фойе, опершись о перила мраморной лестницы, стоит мистрис Барк и оживленно беседует с двумя шведскими корреспондентами. Завидя меня, она делает движение. Я останавливаюсь. Генерал, проходя мимо, молча наклоняет голову.

- Это ваш генерал? - спрашивает она. - Настоящий военный. Строгий, подтянутый, вежливый!..

- Да, он именно такой! Как ваше здоровье? Как сердце? Вы тогда очень испугали меня! - озабоченно говорю я.

- Все прошло. Просто - спазмы. Это бывает со мной. Скажите лучше, как вам понравился этот фарс, устроенный Англо-Иранской компанией? «Меджлис», - презрительно говорит мистрис Барк. - Как далеки эти господа от истинной демократии и парламентаризма! Прав был Реза-Шах, когда сказал, что Ирану нужен просвещенный абсолютизм.

- Ирану прежде всего нужно быть хозяином своей земли, свободы, жизни.

Госпожа Барк смеется:

- А ведь вы сейчас повторяете слова великого муллы, которому лично я симпатизирую, как наивному, честному и примитивному старичку. Когда он бормотал об империализме и колонизаторах, он был ужасно смешон и напоминал мне начинающего, только вчера вступившего в партию, лейбориста. Уйдемте отсюда, походим пешком по улицам, - вдруг предлагает она.

- А заседание? А информация в вашу газету?

- Пустяки! Заметка о драке, речах Хоссейна и Кашани уже отослана. Я набросала ее, сидя в корреспондентской ложе. Остальное неинтересно. Вопрос этот уже разрешен, - она насмешливо глянула на меня, делая паузу, - …союзниками, то есть вами, нами и Англией, а оставаться в этом бедламе и наблюдать за очередной азиатской дракой - скучно. Согласны?

- Прошу извинить, но обстоятельства не позволяют мне… Генерал ожидает меня в машине.

- Тогда мы встретимся через день. Надеюсь, вы будете послезавтра на традиционном футбольном состязании между янки и «Томми Аткинс»?

- Да, приглашение я получил и, вероятно, буду, - отвечаю я.

- Итак, до послезавтра!

В воскресенье генерал уехал для инспектирования частей, расположенных на шоссейных путях нашей зоны.

Пригласительный билет на футбольное состязание между англичанами и американцами был на три человека. Взяв с собою советника Арсеньева и майора Крошкина, я в пять часов выехал в Амир-Абад. Это был военный городок, в котором разместилась часть американских войск.

По дороге время от времени встречались дощечки и стрелки с указанием частей, расквартированных на данном участке. Большинство надписей были картинно-напыщенными, так, например, уличка, на которой разместилась танковая бригада, именовалась «Ад на колесах», пулеметная рота - «Огненные тигры», а мирная хлебопекарня и интендантское управление - «Дикий кабан Аризоны». Попадались и стрелки с надписями - «Бар «Белая лошадь», «Танцевальный зал», «Кинотеатр», «Пивная»… Кресты из перекрещенных мечей, взрывающийся аэростат, летящая лошадь со стрелой на шее и прочие символические рисунки перемежались с рекламой висконсинского табака и жевательной резинки «Олд Патрик».

Мы ехали в колонне автомашин, тянувшейся к западным отрогам Демавенда. По этой шумной, веселой, бесцеремонно и свободно державшейся колонне из «джипов», «виллисов», штабных и частных машин можно было бы безошибочно определить место, где находился стадион американцев.

Вскоре показался и он. Это был большой пустырь с деревянным, раскрашенным в три цвета въездом и тремя двухъярусными ложами с куполом и резной крышей, над которой развевались четыре флага - Ирана, США, Англии и СССР. От лож вправо и влево тянулось несколько отделенных пространством низких, неглубоких лож, дальше раскинулись в несколько рядов скамьи. Пустырь был обнесен высокими столбами и обтянут колючей проволокой. У входа шумела толпа военных, подъезжали и останавливались машины, сновали иранские жандармы и союзные полицейские, наблюдая за порядком, не допуская любопытных к центральной ложе, богато и безвкусно убранной дорогими коврами и букетами цветов.

Сойдя с машины, мы направились к входу, у которого стояли американские офицеры и рослый иранский капитан, проверявшие пригласительные билеты. В проходе я столкнулся с госпожой Барк.

- А я только что хотела попросить кого-нибудь проводить меня сквозь эту толпу к моей ложе. - Она взяла меня под руку, и мы вошли на стадион. - А где ваши места? - спросила госпожа Барк.

- Вон там, где размещаются мои спутники, - сказал я, видя, как Крошкин и Арсеньев рассаживаются в одной из лож с советским флажком. - За кого вы болеете? - спросил я.

- Не понимаю вас! - ответила журналистка.