Кукла госпожи Барк

В начале десятого, нацепив колодку с орденами, выбритый и раздушенный, я поехал к Барк. Внешне я был совершенно спокоен, но опасение за жизнь Зоси угнетало меня. Я понимал, что ее роль заканчивалась в ту самую минуту, когда мой самолет отрывался от земли… Дальше она уже не была нужна ни Сайксу, ни госпоже Барк. Зная, как легко «Косоуров» избавился от своей сообщницы «Красновой» и как цинично сожалел о том, что не «ликвидировал» Юльского, я был уверен, что он так же спокойно может отравить или застрелить Зосю. Кого обеспокоило бы в Иране исчезновение бедной, безвестной девочки? Кто осмелился бы спросить у Барк, куда делась ее горничная? Никто! Зося исчезла бы так же бесследно, как исчезает бабочка или жучок.

Было еще рано. Я сошел с фаэтона и, отпустив его, купил в цветочном магазине букет красных роз. Улицы Тегерана жили веселой, шумной жизнью: огни кафе и светящаяся реклама кино, вертящиеся мельницы из электрических лампочек, вспыхивающая цветная гирлянда над входом в ресторан «Мажести», согни фланирующих людей, американские солдаты, английские «томми», проститутки.

Я перешел улицу и направился к дому журналистки. На душе у меня было все так же тревожно и смутно.

Зося, как обычно, у самой лестницы встретила меня. Вынув из букета самую пышную розу, я протянул ее Зосе. Девушка благодарно взглянула и тихо покачала головой.

- Ну как, Зосенька, очень досталось вам от госпожи Барк за опоздание?

- Нет! Мадам только посмеялась, узнав, как вы с офицерами похитили меня.

Она замедлила шаги.

- Потом вы обязательно зайдите в сад. Я буду ждать вас… Мне страшно… - каким-то детским, похожим на плач шепотом, еле слышно сказала она.

Сердце мое оборвалось. Я был готов послать ко всем чертям эту проклятую «журналистку», ожидавшую меня, и, схватив за руку Зосю, увести ее к себе, но долг и необходимость довести дело до конца пересилили мои личные чувства.

- Жди, я непременно приду. Я не покину тебя, - сказал я, овладевая собой.

Мы поднялись наверх. Зося мило и кокетливо пропустила меня вперед, опять становясь вышколенной, благовоспитанной прислугой.

- Я сейчас доложу о вашем приходе, - сказала она, открывая дверь в гостиную.

- Не надо докладов, сегодня у нас просто дружеская встреча… без этикетов и церемоний, - раздался голос хозяйки, и Эвелина Барк появилась на пороге спальни. Барк вообще была очень хороша, но сегодня ее чудесные золотые волосы причудливой прической обрамляли одухотворенное, несколько бледное лицо, на котором лихорадочно горели большие глаза. Тень не то грусти, не то беспокойства была в них. Губы ее, красивые, ярко очерченные полные губы, вздрагивали, хотя было видно, что она старалась это скрыть. Всегда уравновешенная, с несколько иронической улыбкой и таким же отношением ко всему окружавшему ее, сейчас она была другой - взвинченной, взволнованной, тревожной. Я с удивлением заметил это, но не подал и виду, предполагая, что это тоже один из ее номеров обольщения.

- Благодарю вас! Вы угадали - красные розы - это мои любимые цветы, - сказала она, поднося букет к лицу. - Зосенька, дитя мое, позаботьтесь об ужине и о том, чтобы никто не помешал нам. Никто!

Зося поклонилась и вышла.

- Не обращайте внимания на меня, - неожиданно тихим, похожим на извинение голосом, сказала Барк. - Я иногда схожу с ума, но это и понятно… ведь я женщина, - с жалкой улыбкой закончила она.

- Что с вами? - удивленно спросил я.

- Не обращайте внимания… Я просто еще не оправилась от болезни…

Это был ее неудачный ход. Напоминание о «болезни» еще более насторожило меня. «Тонкая игра», - подумал я.

- Сядем, - беря меня за руку и увлекая в другую комнату, сказала она.

Большой камин с решеткой, совершенно в английском духе, пылал, и золотые огоньки лизали сухие трещавшие поленья. У камина стояла низкая широкая оттоманка.

- Сядем, - повторила мистрис Барк и, не выпуская моей руки, опустилась на оттоманку. Я последовал ее примеру.

- Я очень люблю камин… Он дает уют, тепло и чувство традиции, да, да… То, чего так не хватает нам, бедным детям двадцатого века.

Она с наслаждением откинулась на подушки, вытянула стройные ноги к огню и продолжала:

- Я потому так и люблю Диккенса, что у него во всех его чудесных книгах не обходится без ярко пылающего камина…

- А также сверчка и милого джентльмена, вроде чудака Пиквика…

Она чуть отодвинулась и искоса глянула на меня.

Теперь я допустил ошибку. По ее тону и взгляду я понял, что моя реплика насторожила ее.

- Диккенса я знаю больше по театральным представлениям, дорогая мистрис Эвелин. Ведь у нас, в Советском Союзе, очень охотно ставят и Шекспира, и Шеридана, и Джонса, и различные инсценировки по произведениям Диккенса.

- Не надо… - перебила она, - не пытайтесь казаться менее начитанным и интеллигентным. Я вижу, что вы знаете старую английскую литературу.

Она замолчала и, наклонившись к огню, поправила поленья.

- Мне это нравится, я люблю иметь дело с умными и образованными людьми, будь то мои друзья или враги… А кто вы мне: друг или враг? - неожиданно повернулась она лицом ко мне.