Кудеяр

К вечеру мы приехали на реку Оскол; там стоит городок. Беглые люди поселились, обзавелись, обжились, скот расплодили, хлеб сеют, избы себе построили хорошие, живут вольно, тягостей не знают. «Живи с нами, – говорят они мне, – у нас хорошо вельми! Пусть пристают к нам люди, места для всех станет, мы тогда церковь себе построим». А я думаю себе: «Нет, братцы, не моя доля жить с вами!» Я не сказал им, кто я таков, а сказал, что я беглый сын боярский, иду на Дон, хочу к казакам пристать. А они говорят: «Турские люди пошли войною на Дон». – «Вы, – говорю, – отколь знаете, живучи здесь, про турских людей?» – «Станичники, – говорят, – сказывали». – «А ништо, – спрашиваю, – к вам станичники ездят? – «Ездят, – говорят, – человека по два торговать с нами, они нам покупного чего привезут, а от нас съестное забирают. А больших людей к себе не пускаем». Я прожил у них с неделю, а потом задумал плыть вниз по Осколу, и стал у них покупать стружок и снасти и всякие запасы на путь. А они говорят: «Зачем нам деньги? – Мы денег не знаем. Нам вот паче денег гвозди нужны, да у тебя нет». И дали они мне стружок и всякие снасти и съестного на путь; я и поплыл вниз по Осколу. Берег крут, всюду лес, нигде нет поселков, а из Оскола поплыл я по Донцу, а там по берегу стали кое-где городки попадаться, и я к ним приставал, и там люди русские, и они меня кормили. А из реки Донца, по речам тамошних людей, что в городках живут, я поплыл по реке Тору вверх, и плыл, пока можно было плыть, а как стало мелко, что плыть нельзя, я покинул стружок и пошел степью. Лесов более там не стало; съестное у меня поистратилось, так я стрелял птицу в степи и тем кормился. И так идучи, набрел я на юрту ногайскую; там людей было мало, все только старые да малые да женки; все молодые да здоровые пошли на войну под Астрахань по твоему ханскому велению. Я им говорю: «Продайте мне коня». – «А куда ты идешь?» – спрашивают они. Я им говорю: «К самому светлейшему хану». А они мне: «Кто тебя знает, кто ты таков: коня мы тебе так дадим, только проводим тебя до перекопского бея». – «Что же, – говорю, – мне то и лучше». Они меня проводили до Перекопа, а перекопского бея дома не было, в походе с тобою ходил. А у него в бейлыке всем рядил мурза Кулдык. Привели меня к этому мурзе, а он, зол человек, стал на меня кричать: «Ты, – говорит, – соглядатай московский, – я велю тебя повесить». А я ему говорю: «Коли ты меня велишь повесить, то светлейший хан велит тебе самому за то голову срубить». «Да что, – говорит, – твой хан, я его знать не хочу: у меня господин перекопский бей». А я ему: «И ты, и твой бей – холопы светлейшего хана. Как ты смеешь так неповажно говорить о светлейшем хане!» А он как крикнет: «Что! Ты еще меня смеешь учить! Ей, люди, закуйте его! Он смеет нехорошо говорить про нашего бея». А я ему говорю: «Я про твоего бея ничего не говорю нехорошего, мы с ним не раз обедали у светлейшего хана, а тебе я в глаза говорю: ты грубиян, мужик, не смей говорить дурно про твоего и моего государя». Тут люди ко мне приступили, человек десять, сковать меня; я дался им. Они на меня наложили цепи. Тогда я засмеялся и сказал: «Мурза Кулдык! Ты думаешь, твои цепи крепки, смотри: каковы они?» – тряхнул и разорвал цепи. Кулдык глаза выпучил, а я ему говорю: «Не бойся, я не убегу. Я Кудеяр, коли ты слыхал, тот самый, что светлейшему хану живот и царство спас от бездельников-мурз. Тебя оставил бей вместо себя; воле твоей я покоряюсь, хочешь – отпусти меня до Бахчисарая, хочешь – здесь вели оставаться, и я останусь, буду ждать твоего бея; а ты мне не говори дурных речей про нашего государя». Тогда мурза сказал: «Коли ты Кудеяр, так нечего с тобою делать. Видишь, я не своею волею то чинил. Бей не велел никого пропускать без ханской или его грамоты, а у тебя никакой нет». – «Ты право говоришь, – сказал я, – держи меня до приезда своего бея». Я и остался. Кулдык-мурза стал со мною обходиться ласково, за стол с собой сажал и в баню меня велел водить. А тут приехал Ора-бей: так тот узнал меня и приказал проводить к тебе, мой светлейший хан!

– О, великий Аллах! – сказал хан. – Каким неслыханным бедам ты подвергался, мой Кудеяр. Но теперь все твои беды минули. Ты останешься у нас в чести и славе. Хочешь – пребывай в своей вере: я, как и прежде тебе обещал, дам тебе поместье и церковь позволю построить. А нам бы всем хотелось, чтоб ты был одной веры с нами человек. Тогда бы мы посадили тебя в курилтае и ты был бы знатнейшим человеком в нашем крымском юрте. О, Кудеяр! Ты мудр. Размысли. Ты был в христианской вере, а что испытал? Одни беды! Правда, христиане не язычники, они веруют в истинного Бога и почитают величайшего посланника Божия Иисуса, сына Марии. Но христиане не познали и не хотят познать премудрости премудростей – нашего Корана. Прими нашу правую веру – и увидишь, как Бог наградит тебя за такое богоугодное дело.