Кудеяр

Написали московскому государю грамоту в таком смысле, в каком советовал Кудеяр, только о Кудеяре не упоминали в ней. Но хан, отправляя гонца, велел тайно сказать кому-нибудь из ближних царских: пусть царь для дружбы к хану выдаст Акмамбета, тогда Девлет-Гирей подумает, посмотрит по книгам и, быть может, выдаст ему Кудеяра, только нужно прежде, чтоб царь выдал Акмамбета.

Кудеяр отправился в пожалованное ему от хана поместье на реке Каче. Там у него было четыре жены разных наций, и между ними одна украинка, схваченная татарами; она была священническая дочь. Присутствие украинки, подаренной ему ханом, произвело на Кудеяра потрясающее влияние. Он мог объясняться с нею на ее языке, и по этому одному она стала ему ближе других жен. Эта украинка, по имени Ганнуся, своими красивыми чертами напоминала ему Настю. Ганнуся была постоянно печальна и горько плакала. В сердце Кудеяра, черством, загрубелом, зашевелилось чувство жалости. Он не мог обращаться с этой землячкой животным способом, подобно тому, как обращался с другими женами. Однажды, когда Кудеяр, сидя на крыльце своего дома, вместе со своим секретарем разбирал какое-то дело, к нему долетали звуки украинской песни:

Нехай батько не турбуе
И виночка не готуе,
Бо я вже свий утратила
Пид зеленим яворином
И з невирним татарином…

Пение закончилось раздирающим плачем. Песню эту певала Настя. Кудеяра всего перевернуло… Он досадовал, что в его сердце пробуждается жалость. Он боялся этого чувства; он сознавал, что если поддастся ему раз, то оно увлечет его куда-то… Он злился на существо, которое нарушило спокойствие его ожесточения.

«Что с нею делать? – думал он. – Убить ее или отпустить на родину!» Но когда он ее пустит, и другие жены нарочно поднимут плач, чтоб их отпустить. «А, черт с ней!» – сказал сам себе Кудеяр и позвал одного татарина, который занимался лечбою.

– Дай, – сказал Кудеяр, – одной из моих баб такого лекарства, чтоб она перестала плакать, чтоб я не слыхал ее плача и воя.

– А тебе самому ее больше не нужно? – спросил татарин.

– Не нужно! – сказал Кудеяр.

Людское зло сделало Кудеяра злым человеком. Несчастная Ганнуся неожиданно пробудила было в нем доброе чувство сострадания.

Через два дня Ганнуся умерла: бедную поповну похоронили в чужой земле чужие руки, руки неверных людей.

Поддайся только этому чувству Кудеяр, отпусти он Ганнусю – удержу бы не было! Кудеяр был не из таких натур, которые колеблются в одно и то же время, наклоняясь то вправо, то влево, то к добру, то к злу. Оказавши добро Ганнусе, Кудеяр на этом бы не остановился; он пошел бы далее по пути добра, пошел бы так же точно, как пошел по пути злодеяния, когда, ради спасения Насти, решился совершать дела, противные своему нравственному убеждению. Ему невозможно было оставаться у хана; он бежал бы, может быть, куда-нибудь в монастырь – оплакивать свои преступления… Но Кудеяр преодолел на этот раз искушение добра. Зло взяло в нем верх.

Скучно было Кудеяру ждать без дела. Ему хотелось скорее на войну; крови, русской крови хотел он; пожаров, дыма, стона раненых, вопля пленных и голодных желал он…

Вдруг, неожиданно для самого Девлет-Гирея, глубокой осенью явился московский гонец с толпой служилых людей, в сопровождении татар, присланных Ямболдуем из своей свиты. Они привезли скованного по рукам и ногам Акмамбета, носившего в крещении имя князя Федора. Радость хана не имела пределов. Он призвал к себе Кудеяра. Привели Акмамбета. Хан хохотал, приказывал Акмамбету целовать ноги Кудеяра, своего бывшего невольника, приказывал своим царедворцам и слугам плевать на изменника, бить его по щекам, потом велел посадить в тюрьму в погребе под своим дворцом, обещав приготовить ему особенно жестокую казнь.

В грамоте своей царь Иван писал:

«Нам, государям, не подобает держать подле себя изменников, беглых наших холопей, которые, мысля на нас зло, будут бегать твои к нам, а наши к тебе. Я для братской любви прислал к тебе злодея твоего Акмамбета, не посмотрел на то, что он принял нашу веру, чаю, что он то учинил притворно, ради того, чтоб быть ему в нашем государстве бесстрашно. Учини, брат возлюбленный, и ты мне милость пришли ко мне с нашими и твоими людьми Кудеяра, нашего изменника и лиходея».

Хан, не обращаясь к курилтаю, написал такой ответ московскому царю: