– Ты не царь, – крикнула мать, – ты дьявол, ты зверь лютый! Мучь нас, терзай. Будь ты проклят от Бога. Погибнешь ты сам и весь твой кровопийственный род…
– Ха, ха, ха! – закричал царь Иван. – Княгиня, у тебя язык настоящий бабий! Ты, видно, женщина шутливая, я тебе и задам веселую смерть. Защекотать ее до смерти. Кудеяр, начинай ты.
Тяжелая работа выпала на долю Кудеяра. Княгиня металась во все стороны около сидевшего на колу сына. Кудеяр бегал за нею. К нему присоединились и другие. Княгиня отмахивалась, вскрикивала, дико хохотала, наконец упала без чувств. Ей дали отдых. Придя в себя, она приподнялась, бросилась к сыну, но опричники поймали ее, повалили на пол и щекотали до смерти.
Царь несколько минут тешился этой сценой, потом дал знак, чтобы ему приводили других. Ввели одиннадцать человек дворян, обвиненных в соумышлении с казненными вельможами. Царь приказал всех их раздеть донага[34]; пятерых велел перед своими глазами облить кипятком, но при этом досталось и двум опричникам, исполнявшим царское приказание: они нечаянно плеснули кипятком на себя, и царь, увидя это, смеялся. Троим из осужденных отрубили руки и троим ноги и, постегивая тех и других кнутом, заставляли первых бегать, а вторых ползать, пока они не лишились чувств от сильной потери крови; тогда царь приказал Кудеяру покончить их ударами кулака в головы.
Царь, обратившись к опричникам, громко спросил:
– Праведен ли мой суд?
– Праведен, государь, – закричали опричники, – как суд Божий!
– Праведен ли мой суд? – спросил царь Кудеяра.
– Праведен, – сказал Кудеяр, а на душе у него было так скверно… Он чувствовал, что опустился в такую яму, из которой выйти уже нет возможности. Он ненавидел царя, презирал себя, но желание увидеть жену преодолевало в нем все.
– Довольно пока, – сказал царь, – время к вечерне.
Все вышли, оставивши в пыточной лужи крови, обгорелые изуродованные трупы, дым, удушающий смрад и одно еще живое существо – Тулупова на колу, в страшных муках смотревшего на лежащую у ног его мертвую мать.
Ударили к вечерне. Опричники, как и прежде, клали поклоны, а царь с умилением читал псалом: «Благослови, душе моя, Господа!» После ужина и повечерия царь приказал позвать Кудеяра.
– Садись, – сказал ласково царь Кудеяру, – садись да расскажи нам про свои похождения: чай, немало ты, бедный, горя потерпел, зато много диковин видел.
Кудеяр начал рассказывать свое странствование. Царь слушал со вниманием. Когда Кудеяр говорил о той муке, какую он терпел в кафинской тюрьме, царь прерывал его вздохами и восклицаниями:
– Ах, злодеи! Ах, лютые человекоядцы!
Кудеяр воспользовался таким благодушием царя и заговорил о своей жене.
– Бедная! Как она горевала по тебе!
– Царь-государь, – сказал Кудеяр и бросился к ногам царя, – яви отеческую милость. Буду за тебе век Бога молить! Кровь пролью за тебя, государя моего! Дозволь мне видеть жену мою.
– Увидишь, увидишь, – сказал царь. – Потерпи немного. Вот один искус тебе уже был. Будет другой. Исполнишь – будет третий, тогда и жену увидишь. А теперь рассказывай дальше.
Кудеяр продолжал свою повесть, и, когда кончил, государь приказал дать ему стопу крепкого меда и сказал:
– Ступай, Кудеяр, отдыхать. Ты сделал большой путь к нам и сегодня-таки потрудился. Завтра тебе опять работа будет. Ступай, Господь с тобой.