Куда идём?

Надо также учесть, что негативные переживания переселенцев, вызванные недружественным обращением с ними на различных стадиях и уровнях "интеграции", могут стать для германского общества одной из серьезных проблем, если не будут своевременно сглажены нужными переменами. Память сердца, историческая память народа и здесь может сказаться в будущем. Тем более при исторически сформированной тяге российских немцев к общинности, коллективности жизни и действий.

И вместе с тем, можно уверенно сказать, что выезд для многих российских немцев стал фактически спасением. Особенно для немцев из Средней Азии и Казахстана, для пожилых и нуждающихся в лечении: все же в социальном плане лучше быть российским немцем в Германии, чем в странах СНГ. Этот вывод тоже останется в памяти народа.

Как убивалось чувство Родины

С распадом СССР российские немцы потеряли многое. Но свобода решать, где им жить, и право выезда — это несомненное приобретение. И то, что выезд не считается больше предательством (особенно при власти, предавшей страну и народ), — тоже. Тем более, что выезд идет ради самосохранения.

И тут встает вопрос о патриотизме российских немцев. Конечно, тем, у кого он встает, можно порекомендовать хотя бы чуть-чуть ознакомиться с их историей. С цифрами, сколько их погибло, защищая Россию. С указами и с обвинениями, содержащимися в них. Еще раз посчитать, сколько же лет российские немцы ждут восстановления справедливости и, имея возможность выехать, все еще борются за эту справедливость и все еще убеждены, что будущее их как народа возможно только в России. Или хотя бы вернуться к строчкам чуть выше, где перечисляются — просто перечисляются, без приведения конкретных результатов их воздействия на конкретные судьбы — причины, выталкивающие людей в эмиграцию. А лучше всего посмотреть душераздирающие кадры телепередач, показывающих, как немцы расстаются с Россией. Или хотя бы прочитать стихотворение Эдуарда Альбрандта "Аэропорт" на эту тему, хотя бы три заключительных строфы:

…И вот опять родные улетают.
Подумать можно: на подъем легки.
Но слезный спазм гортань пережимает,
И плачут, уезжая, старики.

Изверились. И снова раз за разом,
Давя раскатным ревом на виски,
Летит в закат крылатая "Люфтганза",
Уносит тела нашего куски.

И новый рейс. И снова слезы льются.
"Прощай!" — гудит по залам и углам…
Те улетают. Эти остаются.
Душа и сердце рвутся пополам.

От того, что не дорого, так не едут. И к светлому будущему тоже едут иначе. Значит, выхода другого нет…

И все же не будем обходить этот вопрос. Тем более, что он не так давно был поставлен и мне самому журналистами-телевизионщиками из Германии, снимавшими почти часовую нашу беседу.

Мы лишились нашей родины 250 лет назад, вытолкнутые, как выталкиваемся сейчас, в эмиграцию. Мы сделали себе новую родину, вложив труд и жизнь нескольких поколений в выделенные нам для поселения и хозяйствования земли. Сделали, привив и развив на них то, что смогли увезти с собой от исторической родины, — нашу суть, нашу немецкость. Мы через нашу малую родину получили большую родину — Россию, и стали ее неотъемлемой частью, включенной в ее историю — особенно через городских немцев. Недаром даже в не очень для нас добрые времена перед Первой мировой известнейший российский политический деятель, философ и историк, П.Б.Струве, сравнивая немцев и евреев в России, писал, что евреи, играя в русской культуре самую большую из всех инородцев роль, остаются при этом все же евреями; немцы же, роль которых в русской культуре и науке тоже неоспорима, растворяются в ней "без остатка".

В 1941 г. Указом от 28 августа мы были отторгнуты нашей большой родиной. Она решила на всякий случай нам не поверить и выселить, а за отсутствием действительной вины придумала её, эту вину, чтобы сделать репрессии к нам "обоснованными".

Она сделала самое подлое, что можно было сделать: объявила нас в воюющей стране предателями. Всех, от грудных младенцев до глубоких стариков. Наша большая родина вмиг сжалась для нас опять до маленькой, но лишь на время подготовки к выселению. В Сибирь и казахстанские степи мы вновь прибыли только с тем, что каждый имел в себе. И функцию родины стали выполнять для нас родной язык, наши традиции и обычаи, наша история и культура, наше живое общение. И наша надежда на то, что когда-нибудь мы все это опять сможем привить и развить, вернувшись на малую родину, которой нас — всех! — лишили.