Кубрик: фривольные рассказы

В торжественной обстановке трудно говорить. Особенно если это обстановка вечерней поверки во время поступления в училище, когда только идут вступительные экзамены и будущие курсанты еще плохо знают друг друга, да и списки с фамилиями все время переделываются после очередного отчисления, а в строю стоит двести человек.

А я – в первый раз дежурный по роте – буквы прыгают, руки потеют. Я читаю фамилии, и в ответ названный выкрикивает: «Я!» – вот такая организация, будь она неладна.

Рядом со мной мичман, обеспечивающий порядок.

Дохожу до очередной фамилии и понимаю, что читать ее никак нельзя: в списке написано, безо всяких сомнений, «Хуети». Я показываю мичману фамилию и шепотом спрашиваю, что делать, а он мне так же шепотом: «Читай!» – а строй не понимает, отчего у нас заминка, и прислушивается, ну а я, получив разрешение, читаю:

– Ху… – еще один взгляд на мичмана и после его кивка: —…ети!

Такого взрыва хохота я никак не ожидал, потому от испуга читаю еще раз – строй еле на ногах стоит. А долгожданное «Я!» никто не говорит.

Я смотрю на мичмана, а он мне:

– Читай громче!

Я вздыхаю и громким голосом:

– Хуети!

Дикое ржанье. Я опять на мичмана – он мне опять кивает, мол, погромче бы надо. Я набираю воздуха полную грудь и…

– ХУЕТИ!

Что со строем делается – это вам не описать: некоторые приседают, опускаются на четвереньки, плачут, и вторая шеренга повисает от рыданий на спинах первой.

А меня заклинило – никто же не откликается – я как заору:

– ХУУУУ-ЕТТИ!!!

У всех истерика, включая и мичмана.

Минут через пять, когда все успокоились, робкий голос из второй шеренги:

– А может, «Хусти»?

Может, и Хусти!

Может!

Чего б ему не быть Хусти?

Конечно же Хусти, провались оно все пропадом.

Писарь торопился, переписывая список, и написал не ту букву.

Пятый

Некоторые люди понимают язык животных.

Некоторые животные тоже понимают язык людей, особенно если это язык жестов, гримас и поз.

Пока вы примеряете на себя все вышесказанное, мы вам расскажем об Амазонке.

Амазонка – это ручей, протекающий через Калининградское военно-морское училище. Он полтора метра шириной и глубиной сантиметров десять. После сдачи очередного экзамена поступающие в училище собираются на его живописном берегу, пышно заросшем травой, и греются на солнышке. В конце концов у кого-нибудь из отдыхающих, видимо, просто так обязательно зарождалась одна-единственная мысль: он решал перепрыгнуть через ручей. Разбегался, прыгал – что там прыгать-то полтора метра – и падал на корточки в самой середине Амазонки – а там грязь по пояс – и человек проваливался.

Потом народ помогал ему вылезти и только что прыгнувший покоритель Амазонки, а быть может, в будущем покоритель морей, шел в душ бассейна. К этому времени на зрелище подтягивались курсанты. Среди кандидатов молчаливый шок. Не перепрыгнуть эту канавку просто невозможно – так и я думал, грешный, но предпочитал смотреть, как прыгают другие, и они прыгали.

Понимаете, на флоте так принято: если кто-то только что прыгнул и при этом чуть не утонул в дерьме, то за ним обязательно прыгнет еще кто-нибудь.

Очередной герой созревал в среднем каждые двадцать минут.

Он разбегался, прыгал, и его опять вытаскивали из грязи. Я не видел ни одного перепрыгнувшего. Ларчик открывался очень просто: раньше берега ручья были болотом, потом их задернили – обложили кусками дерна с травой, но под травой болото-то осталось. Так что разбегающийся сперва не чувствовал под ногами трясины, но стоило ему с силой от поверхности оттолкнуться, как дерн не выдерживал нагрузки, и вся сила толчка уходила в почву, а человек, не взлетая вверх, по инерции падал вперед в ручей.

Но вернемся к тому, что животные все-таки понимают людей.

Мы на третьем курсе и я – командир отделения – со своим отделением делаю приборку на левом берегу Амазонки. Работа совершенно лишена эмоциональной составляющей: выбираем из травы окурки и фантики.

На правом берегу – свое отделение приборщиков и свой начальник – он выковыривает из травы окурки прутиком.

От нудящей скуки такого траления окурков и фантиков время, по всей видимости, собралось превратиться в вечность.

Чтобы хоть как-то спастись, начальник правобережных забрасывает окурки и теперь просто яростно рубит прутиком воздух – на! на!

И тут на глаза ему попадается козел.

Самец косули, живший на территории училища вместе со своей семьей – косулей-мамой и детьми-косулятами – недалеко мирно щипал травку.

Как-то принесли двух козлят к нам в училище совсем маленькими, и со временем эта парочка превратилась в семью.

Мы с косулями давно считали друг друга своими, и случаев межвидового недопонимания я вообще не помню.

Итак, командир отделения с прутиком, как со штыком наперевес, пошел на козла.

Заметив движение курсанта в свою сторону, козел заинтересовался, поднял рогатую голову и с любопытством уставился на него.

Какое-то время они приглядывались друг к другу.

Затем курсант поднял прутик и ткнул им козла в нос.

Козел был крайне удивлен этим маневром, но связываться не стал.

Он просто отошел в сторону.