Кубрик: фривольные рассказы

Особенно когда надо было принимать быстрые, неожиданные решения.

Однажды на погрузке зенитных ракет он поймал падающую с загрузочного устройства ракету весом сто десять килограмм. Все разбежались в разные стороны, а он, весь багрово-красный от напряжения и по той же причине ничего не могущий сказать, стоял и держал ее на весу. Потом, конечно, отняли у него ракету, но еще долгое время руки его сохраняли способность вдруг, ни с того ни с сего одновременно сгибаться в локтях, а сам он при этом замирал, боясь пошевелиться.

Потапыч частенько попадал в истории.

Как-то к самому нашему светлому празднику– Дню Военно-Морского флота все корабли пришли в Балтийск, стали у дальнего причала Балтийской гавани, где с благоговением подняли Государственный флаг и флаги расцвечивания. Затем командиры и замы отправились в ДОФ на торжественное собрание. Форма одежды, конечно же, парадная, с орденами, медалями и прочей ерундой.

Все пошли пешком.

Все, кроме Потапыча. Тот решил воспользоваться своим штатным катером «Чирок».

Пока спускали катер на воду, пока он шел по акватории, офицеры уже подошли к причальчику рядом с КПП и стали ожидать там, покуривая, Потапыча. Все, происходившее далее, им было как подарок ко Дню ВМФ.

«Чирок», заглушив двигатель, ткнулся в причал носом. Потапыч неторопливо двинулся по борту вверенного ему плавсредства, намереваясь спрыгнуть с носа на пирс, а катерок от движения в нем столь массивного тела, естественно, пошел назад. Дистанция между носом катера и причалом стала неуклонно увеличиваться, а вода, надо сказать, вокруг была покрыта толстым слоем всякого портового дерьма.

Вам интересно, что сделал Потапыч? Он, стоя на носу катера, двигающегося от причала, наклонился и, подавшись вперед, только верхней своей частью метнулся и ухватился руками за край причала, а нижняя его часть, то есть ноги, так и остались на катере, после чего он принялся подтягивать и подтягивать– ым! ым! – своим телом катерок к причалу, пытаясь при этом более убедительно уцепиться носками ботинок за что-то там, не видно за что, на палубе «Чирка».

«Что-то» нашарить не удавалось, носки ботинок начали судорожно елозить по палубе, а потом за что-то все же зацепились, после чего Потапыча стало растягивать, раскорячивать до состояния струны.

Рулевой, офицеры на причале и боец в спасательном жилете у кнехта, который готов был принять швартовый конец подошедшего катера, остолбенели и стояли, раскрыв рты.

Всем показалось, что растягивало Потапыча бесконечно нудно. Наконец все вздохнули, потому что Потапыч, так и не лопнув пополам, оторвался от катера и шлепнулся со всего маха о причал, где и остался висеть.

Руками он крепко держался, но подняться сил уже не было.

Первым пришел в себя боец в оранжевом жилете. Он подбежал, нагнулся и, увидев красное от натуги лицо офицера, первым делом осторожно снял с него фуражку, после чего разогнулся и встал перед Потыпычем по стойке «смирно». Потапыч повисел-повисел на руках, побрякивая медальками, поскрипывая зубами, да и рухнул потом в темные воды гавани, в самые что ни на есть отходы цивилизации.

После этого тот боец с фуражкой Потапыча понял, что надо еще что-то дополнительно сделать, и тут он принял единственно правильное, с его точки зрения, решение: он приложил лапу к уху, да так и стоял навытяжку, словно прощался с тонущим крейсером, пока Потапыч погружался в портовое говно. Потом Потапыч, разгребая всякую дрянь, норовящую попасть ему в рот, подплыл, уцепился, забрался на свой катер и опять подошел на нем к причалу.

Там он забрал у матроса фуражку и отправился назад на свой корабль.

Второй

Силы у Потапыча, как уже мы говорили, были очень большие.

Однажды он сдавал корабль дружественным нам темнокожим братьям, у которых, по всей видимости, была подробная информация о нашем, именно нашем, а не о том, который мы им втюхивали, малом ракетном корабле.

Потапыча особый отдел очень серьезно проинструктировал и строго-настрого запретил называть оружие, приборы и даже помещения своими именами. И вот встречается Потапыч с небольшим и синеньким командиром принимающего экипажа. Потапыч «Осу» называет каким-то номером, тот называет «Осой» – и так по всему кораблю. Потапыч краснеет, бледнеет, идет пятнами, но упрямо продолжает недавно зазубренными названиями представлять корабль. И так его достал этот маленький синенький командир принимающего экипажа, он же вождь племени, своими вопросами типа: «А че это за хреновина? А почему на вашем проекте она с загогулиной, а у нас в три раза больше размером и покрашена серой краской?» – что дальше просто некуда. Потыпыч про себя только вполголоса матерился.

Дошли до люка ЦПУ. Потапыч предъявляет:

– ПЭЖ.

Вождь ему:

– Это ЦПУ.

– ПЭЖ! – настаивает Потапыч, хотя и сам знает, что это ЦПУ, но, согласно легенде, это – ПЭЖ.

– ЦПУ! – упирается вождь.

– ПЭЖ!

– ЦПУ! – не унимается вождь, наклоняется и тычет пальцем в табличку на люке, на которой русскими буквами выбито: «ЦПУ».