Куб

Вместе с сердцем, застыло и время. Секунда за тысячу лет, и я успеваю подумать о многом и многое вспомнить. В голове бессмысленно крутится карусель матерных слов и устоявшихся идиоматических выражений - всех, какие я только знаю. Вместе с тем я вспоминаю утверждение о том, что якобы на страшном суде большую роль играют последние слова человека, сказанные им перед смертью - а у меня это будет мат... Перед глазами проплывает хаотическая нарезка образов из детства и неоконченной ещё юности. Или уже оконченной?...

У меня начинает темнеть в глазах, очертания Олега и Игоря, склонившихся надо мной с на удивление одинаковым выражением страха и интереса на лицах, начинают расплываться и тускнеть. Я с трудом выдавливаю из себя слова, торопясь их выговорить, охваченный паникой от осознания того, что они - слова эти - могут оказаться последними словами моей жизни:

- Бля... мне хуёво... пиздец... дышать не могу... я помираю...

А чем мне могут помочь эти крендели? Я и сам без понятия, чтобы я поделывал в таком случае. Врача? Да пока его чёрт принесёт, уже десять раз помрёшь. Можно, конечно, хотя бы изобразить деятельность по реанимации товарища: поплескать водой в табло, похлопать по щекам - так, для очистки совести. Олег же с Игорем реализуют это лишь на словесном уровне:

- Паша, бля, ты весь белый! И уже синеть начал. Ну не ссы - это отойдёт. Называется "весло" - когда хуёво приход пошёл. На-ка, попей водички!

- Я задыхаюсь....

- Слышь, Олег, а может ему вены порезать? Ну, чтоб лишняя кровь вышла, давление там типа упадёт - и нормально...

- Нет... нет... не надо... мне вроде уже получше...

На протяжении всего вышеописанного Инна, не проявляя признаков жизни и никак не реагируя на происходящее, продолжала лежать на приходе. Правильно. Так и надо.

Постепенно дыхание восстанавливается, а сердце начинает стучать в полном объёме, даже ещё и посильнее, чем обычно. Я даже успеваю застать остатки прихода, который и так был при мне, но отошёл поначалу на второй план из-за очевидных признаков моей скорой гибели. Я сижу на ступеньке, потный как мышь, в состоянии некоторого транса, полной оглушённости и потерянности. Только что я реально мог умереть. Умереть в двадцать с половиной лет от винта. Любой трезвый человек, читая эти строки, подумает: "ну после такого-то грех не завязать с этой гадостью". Да, у меня мелькнула в башке мысль: "а как же я буду втираться в следующий раз - я неизбежно буду стрематься повторения сегодняшнего весла". А потом сам же себе ответил: "да, буду стрематься, но всё равно ж ведь винтанусь, просто дозу отобрать надо будет поменьше - чтоб не так страшно, прогнать за два захода..."

Под впечатлением увиденного, ещё не вмазавшийся Игорь опасливо спросил Олега:

- А вдруг меня также ебанёт?

- Ну поставь себе поменьше, - ответил тот, - вон с Инной всё нормально, да и со мной тоже. Пиздатый раствор. Такое бывает. Не ссы. У каждого своя индивидуальная реакция организма.

Потом мы пошли гулять. Я шёл и смотрел на солнце, деревья, собак, детей и радовался. Радовался, что живу. И обязательно буду жить долго и счастливо.

А красивый был бы финал у книги, если бы я на этой странице двинул-таки кони !...

Маша... Почему-то я вспоминаю её время от времени.

Я познакомился с ней осенью 99-ого, после просмотра какого-то фильма в Музее кино.

- У тебя есть зажигалка?

- Нету. Я не курю. Как тебе фильм?

- Так себе. Я вот тут вчера смотрела Вима Вендерса...

Маленькая костлявая девочка с большими карими глазами и чёрным ёжиком волос. Чем-то на Инну смахивает. Стильный прикид, дорогой мобильник, 2-ой курс филфака МГУ.

Мы могли трепаться часами о кино, о музыке, о литературе, о наркотиках. При первом же взгляде на неё я понял, что могу быть предельно откровенен с ней на тему торчбы. Маша никогда не скрывала своих эпизодических героиновых сеансов, давних проб кислоты и явной любви к хорошему гашу. Винт она тоже пробовала, довольно давно, и он её не порадовал: "Слишком грязная вещь... отходняк ужасный". Однако же на системе она никогда не сидела, чем очень гордилась, считая периодические встречи с наркотиками, не перерастающие в зависимость, атрибутом свободным творческих личностей.

Чему я всегда удивлялся, так это тому, что она, будучи младше меня, разбиралась на порядок лучше меня во всех видах творческой активности: я не мог понять, как к 19 годам можно успеть пересмотреть столько фильмов, послушать столько групп, прочитать столько книг? Она, не знаю уж, бессознательно ли, или же специально, постоянно в наших разговорах тыкала меня носом в это обстоятельство. Меня это ужасно бесило, и это стало одной из причин того, что мы расстались месяца через три нашего вялого и непонятного романа.