Куб

Обратная дорога была мне отвратительна: высокая температура, боли в горле, кашель, выделения соплей из носовых отверстий, боли в голове, общая слабость, вялость, сонливость и потливость - всё это не добавляло шарма путешествию. Денег не было ни копья. Соответственно, не было и постельного белья, а после съедения сала и ебаных пирожков не стало и еды (есть сушки очень быстро надоело - да так, что я их долго потом ещё не мог видеть). Ехали мы с Олегом в разных вагонах, ходить к нему в гости мне было в падлу ввиду отвратного здоровья, а Олег меня посещал нечасто. Жил я на верхней полке, было душно, а ночью на меня беспрестанно дуло в какую-то сраную щель. Олег своё сало не съел, т.к. оно у него стухло (понюхав, он метнул его в окно, заметив: "Сало не в форме"), зато всё время грыз семечки. Моими соседями по плацкарту была московская семья, возвращающаяся с курорта - мама, папа и сын лет пятнадцати. Слава богу, вели они себя тихо и спокойно, иногда даже подкармливали меня. Зато в соседнем плацкарте ехало сборище студентов-недоумков, громко вопивших и игравших на гитаре. Какие всё-таки ублюдки теперешняя молодёжь...

В синих сумерках на перроне богом забытой в херсонской степи станции Новоалексеевская, куда я вышел раздышаться, в толкучке традиционных бабок и мальчиков с рыбой-картошкой-огурцами-дынями-арбузами-пивом-водой-водкой и хуй знает чем ещё, озадачил меня один мужичок. Как бы случайно проходя мимо меня и даже почти не глядя в мою сторону, этот тёмный тип с загадочным непроницаемым лицом негромко и значительно сообщил: "Парень, сливы". С точно таким же шпионским антуражем забрасывают удочки кидалы на Никольской улице, выцепляя доверчивых несмышлёных наркопотребителей, ищущих барыг. Этот бред, это нелепое наслоение двух параллельных миров на степном перроне меня тогда немало позабавило. Духи из мира теней являются мне порою в самом необычном обличье.

Но вот, наконец то, неуклонное увеличение за пыльным окном плацкарта концентрации машин, людей, домов, коммуникаций, заборов и рекламных щитов говорит мне о том, что я уже почти дома. Мне плохо. Я способен думать лишь о том, как бы мне добраться до койки и лечь. И даже винт мне сейчас не нужен. Другое дело - Олег. В охотничьем азарте он метнулся на поиски банки. Неудача: сегодня банок нет. "Значит, завтра, - подводит итог мой непутёвый попутчик, - завтра..."

Странная серая пелена кругом... Что это? Дым? Морось? Туман?... Почему я не узнаю родного города? Это же должна быть Москва. Но какой-то непонятный район. Кажется, заблудился. Мерзкий холодный ветер разметает по ноздрям, глазницам и карманам пыль с тротуаров этой на удивление безлюдной городской окраины. И, похоже, уже скоро стемнеет - надо бы добраться домой. Нужно найти автобусную остановку. Ага, вон она - на той стороне дороги. На остановке топчется парочка поздних прохожих. Я не спрашиваю их, идёт ли автобус до метро. Я почему-то уверен, что он идёт туда, куда надо, и очень скоро я уже буду ехать домой по теплым и светлым подземным кишкам существа, переваривающего в день сотни тысяч людских тел, отрыгивая их и никогда не способного насытиться. Главное - добраться до метро.

Автобус на удивление пуст. Едет долго, петляя по тёмным улицам, слабо насыщенным автомобилями и пешеходами. Начинает зажигаться свет в окнах квартир, а автобус всё едет и едет, не делая почему-то остановок.

- Скажите пожалуйста, а автобус доедет до метро?

Женщина неопределённого возраста с измождённым жизнью лицом. Демисезонное серое пальто, синий берет. Потусторонний взгляд рыбы. Стеклянные рыбьи глаза.

- Метро будет конечная.

Но автобус едет бесконечно. За окном уже совсем темно, и потихоньку холодные капли смутной тревоги начинает просачиваться мне под кожу. Меня настигает чувство потерянности в этом тёмном пустом городе, который кажется почему-то таким чужим и неуютным. Очень скоро тревога превращается в раздражение, а раздражение - в панику. Я очень хочу поскорее попасть домой. Почему мы так долго едем? Где метро?

- Скажи, а к какому метро он доедет?

Невысокий коренастый паренёк в бомбере с плоскими монголоидными чертами угреватого лица, как будто наскоро и небрежно высеченного из сучковатого дерева. Взгляд сухой и жёсткий, не располагающий к беседе.

- До "Рыбной", - раздаётся глухой бесцветный голос. Липкая волна тревоги и непонятного детского страха незамедлительно подступает к самой глотке. Я смят и растерян. По подмышкам стекают струйки пота.

- А что это за станция?

- Как чё за станция? "Рыбная", ёбте, - деревянный собеседник начинает тупо злиться, не понимая, чего мне от него надо.

- А это вообще Москва? - в глухом отчаянии вопрошаю я, уже не боясь показаться идиотом. Я хочу одного: выяснить своё местоположение и попасть в конце концов домой.

Незатейливое лицо урловатого крепыша озаряется искорками глумливой усмешки над моей глупой потерянной персоной. Он смотрит на меня издевательски-снисходительно.