Они молча шли вперед. Через мгновение Натали почувствовала, что ее спутница исчезла, но Черный человек продолжал идти чуть позади, обволакивая ее, как сама тьма, невидимым черным саваном. Она знала, что нужно обернуться и спросить куда они идут, но она никак не могла заставить себя. Дело было даже не в страхе, что человек набросится на нее, а в том, что он окажется кем-то знакомым, тем, кого она так боится увидеть. Они все шли и шли, а башня все отдалялась и отдалялась, пока она не поняла, что они стоят на месте. Нат медленно выдохнула через сложенные в трубочку губы и развернулась к незнакомцу. Темнота, создавшая его, стала словно грязь под напором ее взгляда стекать с него. И через несколько мгновений перед ней стоял молодой мужчина. Его голубые глаза с завитыми кверху черными ресницами, делающими его взгляд наивным, как у ребенка, изучающе смотрели на нее.
— Ну, иди ко мне, — он уже сидел в высоком бархатном кресле и похлопывал себя по колену, словно подзывая собаку. Его мягкая улыбка сводила судорогой ее горло, не давая вздохнуть. — Ну, же, я знаю, ты тоже этого хочешь.
В большое окно справа от нее проникал яркий солнечный свет, щекоча своими теплыми лучами бока стеклянных фиалов и склянок, стоящих на столе рядом с креслом, пуская по каменным стенам разноцветных солнечных зайчиков. Все это буйство красок и света, льдом и страхом сковывало ее тело.
— Ну, иди… — шептал он, протягивая к ней руку, — ты же знаешь, тебе ни за что не открыть дверь.
Ощущение необоримой слабости сковывало ее тело, заливая в глотку жидкий азот. Нат понимала, если она не сделает над собой усилие, как всегда окажется на этом столе… Но темнота и отчаяние уже заползали в нее через нос и рот заполняя до предела, и она провалилась в черное липкое бессилие…
Его нетерпеливое сбивающееся дыхание опаляло ее губы, он словно сдерживал себя из последних сил, пытаясь договориться со своими демонами, чтобы они дали ему сил не иссушить ее своей страстью сразу, оставить хоть что-нибудь на потом. Она лежала спиной на теплом, нагретом солнцем столе и чувствовала, как он нависает над ней. Нат с силой оттолкнула мужчину, уперевшись руками ему в грудь, и рывком села.
— Нет. Ты слышишь, не смей касаться меня. Больше никогда.
Он растерянно смотрел на нее, но через мгновение его лицо снова стало насмешливо-невозмутимым:
— Ну что ты. Ты же знаешь, как я люблю тебя, — он попытался приблизиться, но Нат выставила вперед руку, останавливая его.
— Ну, успокойся, выпей-ка лучше чаю.
В его руке оказалась чашка с чаем, из которой все еще шел пар.
— Я не хочу, — Нат швырнула чашку в окно, оно задрожало, словно удар пустил волну по зеркальной глади воды и через мгновение зеркало разбилось, погружая комнату в мутный серый мрак. Над головой скрипя и постанывая, словно на промозглом ветру, покачивалась одинокая лампочка на изогнутом черном проводе. Которая выхватывала из царящего вокруг полумрака его высокую худую фигуру.
— У тебя больше нет власти надо мной, — Нат схватила его за грудки и с силой оттолкнула во тьму. Тело мужчины вспыхнуло и этот живой факел еще несколько секунд, натянувшись струной, ярко освещал густое темное пространство, наполняя его своими раздирающими душу криками. А затем, повалившись на бок, затих. Ветер подхватил горстку пепла, что осталась лежать на полу и развеяла по треснувшей от нестерпимого жара земле. Она стояла ровно на том же месте, где встретила женщину и, приведя чувства в порядок, снова посмотрела на Черную башню на горизонте.
Нат прижала руку к груди, где в пространственном кармане лежал фиал с пойманным солнечным лучом. Доставать его было опасно, это слишком ценное сокровище на этой выжженной страданиями земле, но иначе она не найдет дорогу. И Нат, запустив руку внутрь, извлекла два фиала: один ей дал Альбус, тонкий светящийся лучик чужой души светился и подрагивал внутри. Она убрала его обратно и оставила тот, что дал ей Саиб.
— Сначала Пол.
Она сжала теплый, словно нагретый на солнце, пузырек в ладони и огляделась. Вдалеке она увидела, петляющую вдоль невысокой каменной насыпи, тропу. Убрав фиал обратно «в тайник», Нат решительно направилась в сторону дороги.
***
Пол разметался во сне, пытаясь прервать его холодный влажный плен, на мгновение он словно бы затих, и только его слепые глаза метались в отчаянии под тонкой кожей век.
— …милая, нет… прошу тебя… я помогу, я обещаю… Нет…
Пол закричал и резко сел на кровати, прижимая руку к мокрой от пота груди. Он дышал через приоткрытый рот и никак не мог справится с тем ужасом, который снова и снова мучил его во снах. Его сестра, его Бекки. Он снова был в той операционной, и снова ломаная нить ее жизни вытягивается на аппарате ИВЛ в тонкую длинную черту смерти. И этот страшный звук раз за разом прошивает его сердце чувством обреченности.