Кто заставил Гитлера напасть на Сталина

Из 75 дней, на протяжении которых происходил «обмен мнениями» советских и западных дипломатов, СССР для подготовки ответов понадобилось 16 дней; остальные 59 дней ушли на задержки и проволочки со стороны западных держав. По любым элементарным вопросам, которые при наличии доброй воли и искренних намерений Англии и Франции легко могли быть разрешены, англичане и французы нагромождали искусственные трудности. И тянули, тянули время.[433]

А как же Польша? А ее ждала участь Чехословакии и Австрии. Поляков приходилось принести в жертву политической целесообразности. Лондон спровоцировал поляков разорвать «дружбу» с Германией, а далее главной задачей было поддерживать нужный накал польско-германского кризиса. Польше обещать поддержку и помощь, а на деле ничего не предпринимать. Возникает резонный вопрос: а как же польско-британский договор? Разве в нем не было написано, что Англия вступит в войну, если Гитлер нападет на Польшу? Написано-то было, но есть в арсенале дипломатии такое хитрое слово — ратификация. Это когда дипломаты хотят что-то сделать, но ответственность за «это» нести пока еще не собираются. И вот уже англичане начинают «тянуть» с ратификацией польско-английского договора! Подписанный 6 апреля 1939 года, на деле польско-английский договор войдет в силу (то есть будет ратифицирован) только 25 августа.[434] Случись польско-германский конфликт раньше — и англичане ничего Варшаве не должны.

Доверчивые поляки готовы обсудить конкретные моменты будущего разгрома немецкой армии. 23–24 мая 1939 года в Варшаву прибывает английская делегация во главе с генералом Кляйтоном. Происходят переговоры, совещания, встречи. Конкретики — никакой. Англичане стараются брать на себя как можно меньше обязательств. Так до начала войны ничего конкретного и не будет записано. Только Англия окажет Польше помощь, а как, где и когда, ни в одном документе не будет зафиксировано. Точно так же поступают и французы. Поляков откровенно водят за нос, а они, как и чехи в свое время, просто не могут поверить, что готовится колоссальное предательство их страны. 19 мая 1939 года в Париже польско-французское соглашение парафировано генералами Гамеленом и Каспшицким.[435] По этому соглашению французские военно-воздушные силы должны были нанести удар по Германии сразу же после начала войны, а сухопутная армия — на 15-й день после начала мобилизации.[436]

Вроде все четко и ясно. Да, но именно поэтому не годится. Французское правительство, сославшись на отсутствие политического соглашения между Польшей и Францией, позже отказалось утвердить это военное соглашение. А потом под разными предлогами переговоры так и не возобновились вплоть до нападения Германии на Польшу. Только 4 сентября 1939 года, когда уже шли боевые действия, было подписано франко-польское соглашение. В результате англичане и французы выгадали для себя важное преимущество: самим решать, как помогать Польше. И они ей помогали, вернее сказать, никак не помогали. Эта помощь войдет в историю под многозначительным названием «странной войны», и о ней мы поговорим чуть позже.

Вероятность честной игры со стороны англичан и французов Сталин совершенно справедливо оценивал как практически нулевую. Отсюда он делал для себя важный вывод: необходимо попытаться договориться с Гитлером. 3 мая 1939 года нарком иностранных дел СССР Литвинов был снят со своего поста и заменен Молотовым. Это был, безусловно, сигнал Берлину со стороны Москвы. И дело не в том, что бывший глава советского МИДа был евреем, а новый — русским. Чтобы понять сталинскую рокировку, надо приглядеться к биографии товарища Литвинова. Тогда все станет ясно…

Максим Максимович Литвинов (Меер-Генох Моисеевич Филькенштейн, он же Макс Валлах) был отнюдь не рядовым большевиком. Член РСДРП с 1898 года, он специализировался на закупках и поставках в Россию вооружения. Не будет преувеличением сказать, что торговля оружием — область весьма специфическая, требующая знакомств в весьма деликатных сферах, связанных со спецслужбами различных стран. Изучая деятельность товарища Литвинова, можно заметить примечательную закономерность: вся его революционная борьба удивительным образом была связана с Великобританией. Начнем с самого малого: этот «борец за счастье всех трудящихся» был женат на англичанке, которая до конца своей жизни, то есть даже когда ее супруг возглавлял МИД Советского Союза, оставалась британской подданной![437]