Все это совершала страна, с которой Германия имела договор о ненападении! Та самая Польша, всего месяц (да что месяц — неделю!) назад считавшаяся главным соратником фюрера в будущем походе на Восток. Однако стоило Гитлеру этот самый поход отложить, как в Польше в ответ объявили частичную мобилизацию. А это жест, непосредственно ведущий к войне! Важно отметить, что при этом позиция Германии никакой угрозы для поляков не представляла. Со стороны рейха не было мобилизации, не звучали в адрес Варшавы никакие угрозы.
Почему же глава нацистской Германии решил развязать первую в своей политической карьере войну? Да потому что ему стало абсолютно ясно, что Польшу, которой руководили из Лондона и которая послушно следовала всем указаниям англичан, в своем тылу оставлять нельзя. Та самая польская «пробка», которая закупоривала дорогу на Восток, теперь оборачивалась ножом, приставленным к горлу Германии. Если многолетняя дружба была так легко, за один день (!) принесена поляками в жертву по первому свистку из Лондона, то верить полякам действительно было нельзя. Не воевать Гитлер не мог, но не потому, что был маньяком-агрессором, а потому, что его экономика была крайне милитаризована. Именно теперь ему нужно было определиться с направлением своего дальнейшего движения. Но куда бы он ни двинулся — на Запад или на Восток, Польша могла в любой момент, который в британской столице сочтут удобным, нанести удар по Германии. При этом нам важно понять, что поляки действовали вопреки собственным интересам. Ведь, разговаривая с Гитлером в грубой форме, они провоцировали его на конфликт и ничего при этом не выигрывали.
31 марта 1939 года, через 16 дней после того, как Гитлер вошел в Прагу, британская политика, до сей поры «не замечавшая» агрессивности Германии, сдавшая Гитлеру Австрию и Чехословакию, безропотно отдавшая ему Саарскую и Рейнскую области, была готова с ним воевать. В этот день английский премьер Чемберлен выступил с официальным заявлением, что «в случае любой акции, которая будет явно угрожать независимости Польши и которой польское правительство соответственно сочтет необходимым оказать сопротивление», Великобритания окажет Варшаве поддержку.[426]
Больше всего такому повороту дел удивились… сами поляки. Англия всегда в своей истории уклонялась от принятия на себя конкретных обязательств, а тут сделала это, когда ее никто и не просил. О таком крутом повороте английской внешней политики Уинстон Черчилль сказал: «…Теперь две западные демократии, наконец, заявили о готовности поставить свою жизнь на карту из-за территориальной целостности Польши. В истории, которая, как говорят, в основном представляет собой список преступлений, безумств и несчастий человечества, после самых тщательных поисков мы вряд ли найдем что-либо подобное такому внезапному и полному отказу от проводившейся пять или шесть лет политики благодушного умиротворения и ее превращению почти мгновенно в готовность пойти на явно неизбежную войну в гораздо худших условиях и в самых больших масштабах».[427]
Лучше и не скажешь. Только одного Черчилль не договаривает: воевать с Германией Лондон и Париж отнюдь не собирались. В результате небывалого политического давления Гитлер просто обязан был, по мнению руководителей Англии и Франции, вновь позволить «надеть на себя ошейник» и стать «цепным псом» западных правительств.
Еще через неделю заявление Чемберлена превратилось в польско-британский договор. Автор далек от мысли обелять нацистских агрессоров. И уж совсем у меня нет желания выгораживать тех, кто убил десятки миллионов моих соотечественников, и представлять их жертвами обстоятельств. Но крайне важно понять ту цепь различных событий, что в итоге привела нашу страну к самой страшной в ее истории ночи — ночи с 21 на 22 июня 1941 года. А потому будем говорить правду, даже если она кому-то может и не понравиться.