Кто ответит?

С грузом Матерый поехал к Хозяину. Жил тот в аристократическом районе - на широком и гладеньком Кутузовском проспекте, в доме с высокими потолками и длинными коридорами - квартира эта досталась ему в наследство от некогда высокопоставленного тестя, ничего, впрочем, ничего иного, кроме квартиры, потомкам своим не оставившего. За исключением разве всякого модного в былые эпохи барахла... Да и что он мог оставить еще после себя?

Встретила гостя жена Хозяина - Вероника.

Точно и мило разыграли ритуал встречи: комплимент даме, улыбка, передача пакета с вином и рыбой, общие вопросы с необходимой толикой юмора, наконец рукопожатие с Хозяином, твердые, доброжелательные взгляды - глаза в глаза, все - фальшивое!!!

Посидели у телевизора, ругая штампы массовой культуры Запада и восхищаясь тонким вкусом вина, принесенного непьющим гостем; посудачили о последних новостях внутренней и внешней обстановки, прошлись насчет экологической угрозы; затем Вероника, сославшись на суетный завтрашний день, отправилась спать, и мужчины остались наедине.

Целуя на прощание руку хозяйке дома, Матерый внезапно постиг суть здешней атмосферы; понимание это возникло, как некий обвал, копившийся долгой чередой прошлых встреч, разговоров и реплик...

Это уже была не семья, нет; их, мужа и жену, удерживало вместе лишь прожитое, но не настоящее, и не в том заключалась беда, будто Вероника, воспитанная в определенных традициях, желала мужа обязательно при должности и с общественным весом, нет; она просто хотела и привыкла видеть рядом с собой человека цельного, увлеченного и занятого делом - пусть простым, но благословленным официально, принимаемым всеми без исключений. Муженек же, мало что ей объясняя, непонятно где вертелся-крутился, водил в дом всякую сытую шпану типа его, Матерого, жил не по средствам, а значит, нечестно, дурно, и блага, привносимые им в быт, хотя и завораживали Веронику блеском своим, все равно отталкивали сущностью, правда, год от года слабее. Но Матерый уверен был: хотелось ей какой-то большой правды в устремлениях мужа, а тот постоянно разменивался.

По старой привычке сели на кухне, располагавшей к разговору тихому и доверительному.

- Чувствую, с проблемами гость явился, - улыбнулся Хозяин, заваривая чай. - И с крупными. Такое вино... как в последний раз...

- Точно, - согласился Матерый. - Оставь чайники, присядь и слушай, что я натворил. Внимательно.

Он рассказал все. О кражах на железной дороге, об уголовничках-подручных, об оружии, некогда найденном в тайнике партизан, о Леве, попытавшемся обрезать концы, о “гаишниках”, о том, наконец, как обманывал его, Хозяина, обосновывая всякий раз легальную добычу криминального товара.

Хозяин откровенно нервничал, однако не перебивал. Изредка позволял себе отвлечься: варенье из холодильника достать, чашки, конфеты. У Матерого порой возникало ощущение, будто тот слушает магнитофон - знакомую, хотя и полузабытую, запись, но отнюдь не собеседника. И еще странное ощущение возникло у Матерого: исчезни он, замолчи, все равно Хозяин не встрепенется, не удивится, а также будет конфетки в вазочку ссыпать, кипяток доливать в заварку...

Нет, в чем-то не прав был он, Матерый, об отношениях в здешней семье рассуждая... Не только вещами да деньгами привязал к себе Веронику человек этот, а еще и силой, сутью какой-то глубинной... И его привязал! Потому и сидит он сейчас тут, и повествует обо всем без утайки, и ждет спасения - ведь так, спасения! - веря в мудрого Хозяина, надеясь: есть у того козыри, способные спутать игру охотников и все в ней переиначить; прощения ждет себе и понимания... А чем привязал его когда-то Хозяин? Тем, что всегда знал, какое дело делать, как делать и ради чего. И это “ради чего” не шкурным было, жаль, исполнители хапугами оказались... Но да ведь взять идею коммунизма: немало у нее приверженцев из тех, что сумели этот коммунизм построить, правда, исключительно для себя.

- Я не хочу тебя обижать, - сказал Хозяин, нарушив долгое молчание, воцарившееся после последних слов Матерого. - Но... Твоя трагедия заключается в том, что всю жизнь был ты, во-первых, романтиком, а во-вторых, мелким жуликом - жалким и недалеким. И пытался одурачить тех, вернее, того, кто желал тебе добра, желал верить тебе, трудиться с тобой, строить какое-то будущее, искать перспективы для нас же обоих... Я безуспешно и глупо стремился перевоспитать бандита. Вижу: педагог из меня - никакой... Кое-что, однако, мне удалось: ранее для полного счастья и умиротворения ты мечтал красть в день, скажем, по четвертному, затем - сотню, две, три. Из жулика мелкого стал жуликом средненьким. Вот результаты роста личности и плоды, увы, всей воспитательной работы. Наглядный примерчик перехода количе... Виноват: никакого перехода количества в качество не состоялось. Одни лишь голые расценки... Рвач и разбойник так и остался рвачом и разбойником.

- Давай без ярлыков и поучений, - сказал Матерый уныло.