Кто он был?

— Вы стоите рядом с дедушкой?

— Этот тщедушный мужичонка и впрямь я. У тебя острый глаз.

— Он такого же… или был такого же роста, как отец.

— Метр восемьдесят пять по меньшей мере, плечистый и сильный.

— В лице схожести у них мало.

— Не могу сказать. Не видел твоего отца.

— Ну и короткие же волосы тогда носили.

— До плеч действительно не отпускали.

— Нет, глаза у них одинаковые. Чуточку косящие. Совсем немного, но все же. И в скулах есть сходство.

Михкель, внимательно следивший за гостем, теперь увидел, что и в нем есть нечто от дедушки. Хотя бы обличив, вид. Голос. Может, поэтому он и показался ему знакомым.

— Плечами и ты пошел в дедушку.

— Вид скрытного человека.

— Чуточку скрытным он и был. О себе особо не рассказывал. Я не знал даже того, что он женился.

— А кто этот человек?

Он указал на мужчину, который стоял возле Раавитса.

— Юссь. То есть Юхан Тарвас.

Энн Вээрпалу уставился на Тарваса.

— По виду добродушный.

— Он и был доброжелательным.

— Ищейка, — произнес молодой человек презрительно.

— Я бы так не сказал, — спокойно возразил Михкель.

— Кто же он тогда?

Голос у молодого человека был вызывающим.

— Солдат революции. Да, да, солдат революции. Был. Он умер. Уже лет двадцать. Бандит стрелял сквозь дверь. Юссь на миг забыл об осторожности и поплатился жизнью.

— Жаль, я хотел найти его. Надеялся получить у вас адрес.

Собирался спросить, что он думал, когда шел арестовывать моего дедушку. В чем он видел вину Раавитса? И сказать ему в лицо, кто он.

Михкель чувствовал, что сидевший напротив и все еще рассматривающий фотографию молодой человек слов на ветер не бросает. Явно собирался отыскать Тарваса. Но прежде решил поговорить с другим, кто знал его дедушку. Так что человеком, который прет сломя голову, он не был. И в этом он походил на дедушку. Сассь тоже наобум не ломился, долго обдумывал, прежде чем взяться за какое-нибудь серьезное дело. Во всяком случае о Раавитсе у него осталось такое впечатление. Михкель сам куда больше лез напролом. Прежде делал, потом думал и задним числом клял себя, когда в очередной раз поступал опрометчиво. Лишь став директором школы, обрел большую уравновешенность.

— И я не успел поговорить с Тарвасом, — заметил Михкель.

Сказал не ради красного словца, он действительно хотел это сделать, правда, не с тем рвением, чтобы хоть из-под земли, но отыскать Тарваса. Искать искал, но когда он в первый раз не встретился с Юссем, то пыл у него поубавился. Это Михкель понял теперь, и снова ему было стыдно за себя. А может, он просто боялся?

Энн Вээрпалу спросил напрямик:

— Почему же вы тогда не сделали этого?

— Я и сам спрашивал себя, — сказал Михкель, не отводя взгляда от молодого человека, который внимательно следил за ним. Михкель понял: он не смеет что-либо скрывать, но ему и нечего было скрывать. Что сказать в оправдание своей пассивности? Что был с головой загружен делами, без конца мотался по Эстонии — занимавшийся национализацией предприятий и магазинов народный комиссар был человеком деловым, который видел людей насквозь, он не любил сидеть в кабинете и требовал, чтобы и его помощники своими глазами убеждались, как идут дела. — Да, — повторил Михкель, — я сам спрашивал себя об этом. Ходил искать, но встретиться не удалось, его откомандировали в Ленинград. Вначале я и впрямь не очень волновался за Раавитса. Думал, что произошла ошибка, накладка в работе неопытных следователей и истина скоро обнаружится. Поэтому я не торопился снова разыскивать Тарваса. К тому же был убежден, что арест Раавитса не его затея, у Юсся такие мысли возникнуть не могли. Понимал и то, что Юссь, то есть Тарвас, многого не скажет, профессиональная этика не позволила бы.

— Профессиональная этика… — иронически произнес Энн Вээрпалу.