— Как, как… Каком. Мне же скучно там одной без тебя. А ты все не идешь и не идешь…
— Так же я думал…
— Ну и дурак.
Из-за угла показались еще какие-то люди. Она отвлеклась от его поцелуев, оттолкнула, погрозила пальцем. Крутнулась на месте, и вдруг остановилась, показывая округлившимися глазами Виктору за спину.
Он, прикрывая ее, сделал шаг в сторону, одновременно кидая руку к карману и озираясь — что? Где опасность? Но на площади никого, кроме той девушки, что подошла первой.
— Вить, а ты давно ее знаешь?
— Откуда мне? Я правда ее впервые вижу.
Она еще сильнее — куда уж там сильнее, вроде — расширила глаза и прошептала:
— Это Ирка Кириенко!
— Точно?
— Да я же ее знаю! Я статью еще писала, помнишь…
Ну, вот. Он посмотрел в небо и улыбнулся. А в чем-то мужики были правы. Если эксперимент нарушен, его надо завершать. Значит, все.
— Вить, так это же, выходит — все? Все закончилось, да? Ура?
Сидорчук вдохнул глубоко, улыбнулся корреспонденту молодежной газеты Дарье Аникиной, улыбнулся дочке покойного полковника Кириенко, улыбнулся незнакомым подошедшим ближе («мы с ними вместе приехали» — шепнула Дашка).
— Закончилось? Нет, девочка. Все у нас теперь только начинается.
Эпилог
— И что теперь? — министр смотрел с подозрением. — Все, что ли? Что мне прикажете докладывать наверх?
— У вас есть наши предложения, товарищ генерал-полковник.
— Предложения у них… Опять у них — предложения. А отвечать — мне?
Предложения были ясными и четкими, как рисунок японского каллиграфа на белой рисовой бумаге. Снять сплошное оцепление, оставив блокпосты на въезде в город — на всякий случай. Вернуть внутренние войска в город. Восстановить конституционный порядок. Разоружить незаконные вооруженные формирования. В течение квартала закрыть лагеря для перемещенных лиц, и вернуть всех этих лиц обратно в город Молотов, чтобы работали, а не бездельничали на государственных харчах. Направить комплексную комиссию для изучения феномена. С учеными работать — по-прежнему, по специальному разрешению в каждом конкретном случае. Комитет по чрезвычайной ситуации не распускать. Усилить контроль за областными центрами в первую очередь. Ввести новую статистическую форму. Создать и наполнить лучшими кадрами отряд оперативного реагирования. Расформировать молотовское управление внутренних дел. Раскидать всех по гарнизонам и городам. Посадить на город новых людей — пусть работают.
— Вот этот ваш отряд… Лучше, наверное, будет — группа оперативного реагирования. Там же не только спецназ подразумевается?
— Думаю, и ученых туда надо и администраторов гражданских.
— Вот. И что? Это разве будет в нашей структуре? А? Молчишь? Нет уж. То, что касается моего министерства, я подпишу. Оформляй сразу в виде приказа. Все остальное убрать. Совсем убрать. Аналитическую записку лучше сделать. Вот ее отдам наверх. Пусть сами предлагают и сами решают. Ясно?
— Так точно, — кивнул полковник, как всегда немного угрюмый.
— И насчет порядка и разоружения и прочего… Нет, я помню, что сам это сказал. Не надо мне подсказывать! Только, понимаешь, «мягше» надо быть с «людями». Понял? Стресс у них сейчас, как после войны. Так что и порядок, и восстановление, и разоружение, и кого надо под суд — это все правильно. Только медленно, спокойно и неотвратимо. Так, чтобы без шума, без крика… Это как раз твоим там надо подсуетиться втихую и следователям. И не хмурься на меня, не хмурься, полковник! У нас с тобой такая гора с плеч…
— Так точно, гора…
— А-а-а… Так там же твои были как раз?
— Одного все еще ждем и надеемся. Еще один на связи постоянно.
— Представление на них дай. Наградим. И этот, майор, как там его…
— Подполковник Сидорчук, товарищ генерал-полковник.
— Си-дор-чук… Тот самый, значит?
Полковник только развел руками.
— …И уже подполковник. Ну, ладно. Пора уже ему. Представь к званию. От вас представь, от вашего отдела. Но пусть он там остается. Пусть снова там свой спецназ набирает и муштрует. Там, в Молотове. Он женат, кстати?
— Был женат. Разведен.
— Вот и ладно, — непонятно чему обрадовался министр, хитро щуря глаза. — Вот ему звания и хватит. А всех остальных — наградить. Наших, я имею в виду, ясно? Списки к утреннему заседанию чтобы были. Согласуешь там с кадрами. За мужество и тому подобное в условиях чрезвычайной ситуации.
— Разрешите исполнять?
— Разрешаю, разрешаю…
И вдогонку открывающему дверь полковнику сухо и жестко:
— А статистику по исчезновениям — теперь ежедневно мне на стол. За подтасовку — звезды снимать, папахи отбирать. И динамику мне, динамику — тоже ежедневно. Ясно-понятно?
…
А в Молотове шел снег. Зима на Урале бывает холодной или очень холодной. Но снег был всегда. Обычно с ноября по апрель. Иногда сугробы не таяли даже в мае. А были года, когда внезапно налетевшими снежными бурями ломало деревья даже в июне. В этот раз после небывало жаркого и сухого лета снега не было почти до самого конца декабря. Под Новый год, как положено, как бывало в детстве, плавно и празднично полетели огромные медленные сверкающие в ярком электрическом свете снежинки.