Крысолов

— Выпили-то мы так — пустяки. Ты же знаешь, что от спиртного у меня начинаются головные боли. Но, понимаешь, работали целый день, устали, как черти, и решили вечером немного расслабиться, — произнес я в свое оправдание. — Что у нас сегодня на ужин?

— Ничем порадовать не могу — обычный ужин из концентратов. Есть зелень, сорвала сегодня в парнике. Тебе положить?

— Да.

Я поводил ложкой в густом коричневом месиве, налитом в мою тарелку, и тихо пробормотал:

— Стоит ли удивляться, что Лаэрт напал на меня? От такой пищи сам скоро будешь бросаться на живых людей.

— Что ты говоришь? — спросила она. — Я не слышу. Дети, идите играть в комнату. Не мешайте папе, дайте ему спокойно поесть.

— Лаэрт, говорю, достал для меня сухари на комбинате. Или утащил? Впрочем, не важно. Но я позабыл принести их из конторы.

— Жалко. Сухари бы нам пригодились, — сказала Зина, стоя ко мне спиной. Она хлопотала на кухне и надо отдать ей должное, получалось это у нее быстро и ловко. Помимо бесчисленных кухонных дел, на ней лежала забота о воспитании троих наших детей. Да и за парником ухаживала в основном Зина. Как она умудрялась справляться со всем этим, оставалось для меня загадкой. Потом, она была сообразительнее меня в решении чисто практических вопросов. Словом, была гораздо более приспособленной, чем я, к нынешней жизни. Однако, зная, наперечет все ее заслуги и достоинства, никаких особенных чувств, кроме признательности, я к ней не испытывал. Она это прекрасно понимала и страдала, что служило для меня постоянным укором. Ведь без нее и детей я не представлял своего существования.

— Хэнк, ты будешь заявлять на Лаэрта властям? — поинтересовалась Зина, присаживаясь на стул напротив меня.

— Шехнеру?

— Ну, наверное, ему.

— Зачем? Мне же в первую очередь и попадет за это от управляющего. Наложит взыскание с формулировкой в приказе: за организацию распития спиртных напитков на рабочем месте. Начнут после выяснять: что пили, да где раздобыли — сплошные неприятности. Лаэрт уже долго мой напарник, и мы с ним всегда ладили. Просто погорячился человек. Хотя, конечно, кусаться бы ему не следовало. К тому же повод… — махнул я забинтованной рукой. — Знаешь, он до сих пор не может смириться с тем, что его предкам из-за нехватки денег пришлось раньше моих подняться на поверхность. Какая трагедия? Мои предки за пятнадцать лет пребывания в бомбоубежище все до гроша спустили. Война всем дорого стоила. Зачем впадать в амбицию? Вон твои, Зин, предки тоже рано выбрались из бомбоубежища.

— Хэнк, причем тут мои предки! Что у тебя за скверная манера попрекать меня ими при каждом удобном моменте! Мне это уже надоело! — вспылила она.

— Честное слово, у меня в мыслях не было попрекать тебя твоими предками. Я взял их для примера. Что в этом особенного?

— Нет, но почему ты всякий раз приводишь именно их в пример? Ты упрекаешь меня ими, даже не задумываясь об этом. Они не виноваты, что у них кончились деньги.

— Господи, что творится! Нельзя и слова сказать в собственном доме, — взмолился я. — Поверь, меня совсем не волнует, как долго кто там сидел или не сидел. Какая разница? У меня и так от всяких дел голова кругом идет, — заметил я. — Расскажи лучше, что у вас новенького?

На кухню, прижимая к груди закутанную в салфетку куклу, с сумкой на плече и пилкой для ногтей в зубах прибежала Лика.

— Ты чем это занимаешься? — спросил я.

— Играю, я к маме.

— Вынь немедленно изо рта эту штуку, она грязная. Слушай, Зина, я познакомился с одной приятной женщиной — работали сегодня у нее с Лаэртом. Она дантист, занимается частной практикой. Имеет свой кабинет. Так вот, если тебе или детям надо полечить зубы, то я с ней договорюсь. Сходите.

— Как она внешне? Молодая, красивая?

— Я же объяснил: мы сегодня у нее работали. Разгоняли крыс в ее доме, и мне некогда было разглядывать хозяйку.

— Но ты же говоришь, что она приятная.

— Приятная, не приятная — какая разница? Я спрашивал тебя про зубы. Надо ли кому-нибудь из вас, их лечить?

— Спасибо, Хэнк, пока бог миловал. Но я буду иметь в виду твою приятную женщину.

— Да не моя она вовсе! — взвился я.

— Ты не нервничай. Не твоя, так не твоя, — усмехнулась Зина. — Утром опять звонили из той комиссии, которая покупает разное старье. Интересовались: собираемся ли мы чего-либо им продавать? Лучшей цены, говорят, нам все равно никто не предложит. Что ты решил?

— Когда мне было решать? Над этим надо серьезно подумать. В принципе, разумеется, некоторые старые вещи нам ни к чему, Лежат — одну пыль собирают, — ответил я пошел в гостиную. По дороге в полутемном коридоре налетел на сооружение из пустых коробок, споткнулся и начал падать, но, стукнувшись лбом и плечом о дверной косяк, сумел устоять на ногах. На шум с кухни прибежали Зина и Лика, а из детской комнаты выглянули Мак и Жак.

— Поймали! — восторженно в один голос воскликнули братья.

— Черт побери! Что такое? Не пройти по коридору — весь завален какими-то коробками. Запросто можно шею себе свернуть, — с возмущением произнес я.

— Это ловушки. Мы крысоловы. Когда я вырасту большим, то буду крысоловом, — заявил Мак.