Крысиная башня-2

— Нет… ну, ворона!.. Всё ведь тебе объяснил! — нет, не понимаешь! Нехер было отделяться! — ясно? Нехер! Законы свои принимать, деньги свои! За это… О! Вот оно. Нашёл.

Он что-то нашарил в колпачке на ножке люстры, который прикрывал проводку, уходящую в потолочную плиту. Вынул, зажав в кулаке, спрыгнул на свободный от коробок пол.

Она заинтересованно приблизилась; посмотрела — он, зажав фонарик зубами, разворачивал маленький полиэтиленовый пакетик. Мелкие предметы. Жёлтого металла.

— Вот… говорыл же теве — жолжны тут быть жаначки. Жва обрушальных кольша, жапонки… шерёжки, шепочка. Жапонки — так себе; пижутерия, а вот оштальное — явно жолото. Ишь, жаначил. Хомяк. И, наверное, это не всё. Надо ещё ишкать. Женьги там, валюту… — бубнил он не разжимая зубов с зажатым фонариком; из приоткрытого оскаленного рта потекла струйкой тягучая слюна. Вблизи от разогревшегося от лазания по полу в поисках тайников Рядового ощутимо пованивало.

Всё это было довольно-таки противно — но, всё же, живой человек!

Да. Золото. Она проводила взглядом пакетик, который Рядовой препроводил в свой карман. Вспомнила про ту коробочку с золотом, найденную в кармане у Сергея. Она ещё тогда из-за неё целую проблему устроила… Спросила, чувствуя глупость вопроса:

— А зачем вам? Что с этим золотом делать-то?

Вопрос, конечно, был глупый; и Рядовой, вынув фонарик изо рта, не преминул это отметить:

— Ну ты и воро-она! Это ж золото! — как что делать?? Одно кольцо — три банки МувскРыбы, три Леща. Опять же помыться можно, постираться, — на Лешова ночлежка есть, тёплая, в бывшей гостинице, с прачечной гостиницы — с баней. Плати только. Опять же — бабы. Вот… за цепочку — можно тёлку дня на три снять, хы, и чпокать её хоть круглые сутки — только заплати и корми… Хорошие есть тёлки, артистки… бывшие.

Он мазнул по ней блудливым взглядом, посветил фонариком, опять держа его в руке; и она внутренне сжалась. Что ещё ему в голову придёт? Артистки… А топорик, как на зло — там, в другой комнате, в рюкзачке. И нож там. Тут только граната в кармане.

Но, видимо, её вид никак не отвечал его представлениям о вожделеемых им «тёлках»; и он отвёл луч фонарика:

— Надо ещё искать… бабка. На-ка, посвети мне сама. Деньги ещё должны бы быть, ещё какие… ценности. Фонарик, к примеру, свечи. Я ж говорю — тут не искали толком.

Она взяла фонарик, брезгливо вытерла его от слюны Рядового о своё пальто. «Бабка»! Это он про неё, что ли?? Какая-же она «бабка»? Она привыкла считать себя если и не «молодой женщиной», то и уж ну никак не «бабкой»! Можно было бы сказать «женщина средних лет…» Хотя каких это «средних лет»? — это определение предполагало женщину довольно уже «в возрасте»… Или это одно и то же?

В общем, она ощутила какой-то укол самолюбия. Никто никогда даже в шутку, не мог назвать её бабкой; — что-что, но она всегда следила за собой! Диеты, шейпинг, личный фитнес-тренер в тренажёрном зале; качественная косметика, кремы — она знала в этом толк. Одежда — совсем не с рынка! И вдруг — «бабка»!

Она еле сдержалась, чтобы не сказать Рядовому какую-нибудь колкость в ответ; но… сдержалась. Её удержало осознание глупости ситуации: по сути бомж назвал бомжиху «бабкой», пренебрёгши ею в плане «трахать» в пользу неких «артисток», «дающих» аж на три дня за цепочку и кормёжку. И что ей теперь — возмутиться этим?? Она чуть не фыркнула.

А Рядовой, видимо, окончательно сделал вывод относительно её, и теперь, продолжая болтать и указывая ей где светить, поочерёдно называл её то по-обыкновению «вороной», то «бабкой»:

— Вот тут посвети. Выше. Ну-ка, в вазочке… ничего. За шкафчиками поглядим… в вытяжке… за батареей… правее свети, бабка, не видишь?? Вот развелось в Державе идиоток — и ведь не перемёрли, топчут землю ещё… воздух коптят. Пошли в ванную. Что? Ну и пусть насрано, что, брезгливая, что ли?.. Ворона. Должна бы привыкнуть уже, небось не олигархова дырка… ворона!

Она молчала, хотя её коробило от его эпитетов. Тут, за это время, этот вонючий бомж как бы между делом оскорбил её столько раз, сколько ей не пришлось выслушать за всю предыдущую жизнь с Олегом… и приходилось молчать. Она сказала себе — всё это не просто так. Раз у этого «Рядового» такая потребность постоянно и непрерывно кого-то унижать, — вот как сейчас её, — значит у него не всё нормально с психикой, с самоидентификацией. Что-то его съедает изнутри, какой-то комплекс — ведь только комплексы могут требовать непрерывно повышать свою значимость за счёт унижения окружающих. От этой мысли ей стало легче, хотя симпатий к Рядовому не прибавилось…