Крысиная башня-2

Давно она не была на рынке. До «всего этого» это был большой, самый большой в Мувске Центральный Рынок — огромное куполообразное строение без единой колонны-подпорки внутри, за решётчатым забором; и ещё множество магазинчиков, прилавков для летней торговли и павильончиков для всякой мелочи внутри ограды.

Она помнила его, рынок, когда кроме центрального здания и не было этих вот современного дизайна магазинчиков-павильончиков, а были деревянные прилавки под дощатыми навесами. Рынок был недалеко, они на рынке часто бывали, и всё это менялось на её глазах — рынок осовременивался, становился лучше, удобней. Всегда полный людей, толчеи, вкусных запахов, зазывных приглашений «попробовать» от торговцев и торговок.

Когда в мире «начались неприятности», рынок стал опрощаться. Исчезли весело-оранжевые пирамиды апельсинов-мандаринов, сочно-жёлтые гроздья бананов и кучки лимонов уже не радовали глаз; ставшие уже было за годы благоденствия привычными экзотические авокадо-маракуйя-гуава исчезли первыми. Ничего, жили мы без маракуйи! — уговаривали сами себя люди старшего, её поколения, — Апельсины видели в профсоюзных новогодних подарках один раз в год, только. И не умерли; ничуть не менее счастливы были…

Потом ассортимент стал вообще почти чисто отечественным. Картошка. Свекла-марковка-капуста-лук-грибы. И всё такое. Какие вам ещё анчоусы с оливками? Вон — сушёный лещ. Только. Или консервы Мувск-Рыбы; те по каким-то своим каналам рыбу получали до самого последнего времени; пока не перешли на изготовление почти что только мясной тушёнки из местного сырья. Мерзкого, надо сказать, качества; за какую в прежнее время плюнули бы продавцу в лицо, а изготовителя затаскали бы по судам через Общество защиты прав потребителей. Сейчас шепотком поговаривали, что Мувск-рыба добавляет в свои говяжьи консервы человечинку — со зла врали, конечно. Но она всё равно их не ела. Просто так.

А потом, после путча, когда Новая Администрация утвердилась, и вообще с продуктами поплохело. Все эти налоги-оброки на организованные сельхоз-коммуны, патенты на продажу и перевозку, прямые поставки в ГосРезерв — всё это здорово подкосило продуктовую ситуацию в городе. Уцелевшие, с риском прорывавшиеся в город сельские коммерсанты сразу же задрали цены. Картошка — по 3 леща за килограмм или по 12 долларов — да они с ума сошли, видимо ли такое?? Потому она, Лена, хотя и возмущалась «произволом и насилием», когда Олег рассказывал про «операцию «Картошка», в глубине души не испытывала сочувствия к взятым в плен «деревенским коммерсантам» Иванову и его племяннику Кольке. Так им и надо, жлобам! Хотя, конечно, убийства и разбоя, которые вся «стая Башни» тогда совершила под предводительством её бывшего мужа, это ни в коей мере не извиняло.

* * *

Сестры Ирины не было. И вообще рынка как такового не было — давно она здесь не бывала, ещё с Нового Года. Было место, где прежде был рынок, а рынка — не было. Были маленькие павильончики с выбитыми стёклами и растоптанной грязной упаковкой на полу; ржавые каркасы прилавков, с которых ободрали всё дерево и листовой металл.

Не было ни продавцов, ни покупателей. Не было и «державших» в последнее время рынок бородатых нерусских — она вспомнила, как Толик рассказывал, что национальные диаспоры почему-то были выкошены эпидемией в первую очередь, как и массовые «лагеря эвакуированных» и самые большие сельхоз-коммуны. И сейчас где-то компактно лежали, в местах этого своего «компактного расселения». А выжившие сейчас тусовались только на совсем маленьких, внутриквартальных толкучках. Умер массовый товарообмен, умер, осталась только банальная частная мена — полпачки спагетти на банку Мувск-Рыбы, пакетик желатина на столовую ложку сахара, — нищета беспросветная, да-да, она такое видела как-то, в один из «выходов в люди», когда они после эпидемии ещё боялись и носили марлевые маски. Во всяком случае здесь, в центре; на окраинах, говорят, «снабжение» было не в пример лучше; вот потому отсюда, из центра, выжившие и перебирались ближе к окраинам. Олег говорил, что, возможно, по весне выжившие в деревнях что-нибудь повезут для обмена в город — хотя что сейчас город мог предложить деревне на обмен, что деревня сама не могла бы взять в городе, бесплатно? Если только оружие.

Она беспрепятственно прошла в ограждение, где раньше дежурили бородатые «кунаки» с оружием, бравшие плату за вход; прошла к крытому центральному павильону, спустилась по лестнице и вышла в центральный зал.

Огромный, слабо освещённый через плафоны в крыше-куполе, зал также был пуст.

Там, где всегда была толчея народа, теперь царило запустение. Казалось, если крикнуть — звук будет долго метаться, отражаясь от далёких стен. Но она, конечно, старалась сохранять тишину.

«Мясо». «Птица». «Мясокомбинат Михайловский». «Телятина парная». «Домашнее подворье»…