Крысиная башня-2

Что ещё?.. Ах, да! — фонарик, постоянный спутник в Башне вечером, да и днём — окна во многих квартирах, используемых под «склады», «маркеты», были теперь забиты фанерой или плотной обрезиненной тканью, и темнота давно стала привычным спутником современной жизни. Она знала, где в квартире лежал небольшой, «расходный» запас батареек, и забрала их все. Спички ещё. Да, и зажигалку. Как в пещерное время, сейчас только спички, зажигалка означали огонь, а значит и тепло. Вот ещё — олегова ручная каталитическая грелка на бензине, в матерчатом чехольчике; маленькая, чуть больше зажигалки — она, бывало, брала её чтобы греть руки, когда у себя, вечером, читала. Согревала зябнущие пальцы.

Теперь всё.

На пороге квартиры она обернулась, прощаясь. Всё же здесь, в этом доме — который, правда, считал своим Домом только Олег, она же была выше того, чтобы «прикипать душой к стенам», — она прожила немало лет. Керамический домик — его привезли ещё с ГДР, где служил отец, и они жили, — если внутри зажечь лампочку или свечку — светились окна. И… вон та тряпичная мартышка в углу — это её игрушка, ещё с детства…

Она сделала было инстинктивное движение, чтобы забрать игрушку с собой, — но тут же одёрнула себя: нет-нет, никаких «шагов назад»; прошлое кончилось! «Не хочешь нести ответственность»?? — я вам докажу, что я не боюсь ответственности! Всё! — старая жизнь кончилась!

Резко развернувшись спиной к квартире — а, значит, и к прошлой жизни, — она вышла из квартиры.

* * *

На площадке никого не было, только очень дымно, удушливо пахло какой-то сгоревшей гадостью. Под ногами катались гильзы, много гильз; и вся площадка, и гильзы, и перила лестничного марша покрывала тонкая белая пыль.

Она на секунду замерла. Что-то… что-то не пускало её вниз, — и это была не мысль о оставшемся в Башне сыне. Что-то другое…

Она решила довериться интуиции. Как во сне, но быстро, она поднялась ещё на этаж — там была мастерская Олега. Дверь не заперта — она никогда не запиралась.

Быстро проскользнула внутрь. Столы, заваленные всякой всячиной, мотки проводов… нет, не здесь.

На кухне, на столешнице обеденного стола, валялась старая Олегова разгрузка. Да, вот оно! — интуиция подсказывала ей, что нужно иметь при себе средство, способное разом поставить точку! Окончательную точку! Да, всё её позитивное восприятие, вся натура говорила ей, что всё будет хорошо, — она идёт в новую жизнь. Да, в неизвестность — пусть, но всё будет хорошо!.. но подсознание требовало иметь возможность «поставить окончательную точку». И она доверилась подсознанию.

Увы — разгрузка была пуста, кто-то (это был Сергей) вынул из неё все ручные гранаты, которые она искала…

А, вот! На подоконнике, на расстеленной газетке лежало зелёненькое яйцо РГД-5… Без запала! — наверное, поэтому её и не взяли. А, вот и запал! Лежит рядом с обломком ножовочного полотна по металлу, и какими-то трубочками. Сергей как-то показывал, как пользоваться гранатой, хвастаясь умением, — она тогда запретила ему «играться в доме» со смертоносными игрушками; он надулся — но кое-что из объяснений тогда запомнилось. Собственно, и ничего сложного. Главное — следить, чтобы кольцо было на месте. Кольцо на месте? — прекрасно! Она быстро ввинтила запал в корпус гранаты и сунула её в карман. Возможность «быстро поставить окончательную точку» была обретена. Подсознание успокоилось.

Теперь вон из бывшего дома!

* * *

На втором этаже она увидела труп.

Крупный мужчина в камуфляже и большом, видно что тяжёлом чёрном бронежилете поверх формы лежал на площадке, раскинув руки; и под ним вся, буквально вся площадка была в крови. Вся площадка — одна большая лужа крови, подёрнутая сверху всё той же белой пылью, с плавающими в ней мелкими щепками. Там же, в луже, рядом с головой, как большой котелок лежала тяжёлая зелёная каска. А вот головы почти не было: вместо лица — месиво, такое, что кусок кости с целым ухом торчал как-то вбок, а нижняя челюсть с белыми редкими зубами свисала на шею, почти на грудь. Между этим целыми фрагментами — ухом и челюстью — кровавая каша. И там, где должны были быть колени — кровавые клочки камуфляжа, торчащая кость; нога, ботинок на ноге повёрнут так, как никогда бы не мог быть повёрнут у живого, у целого человека.

Глядя на «это» у неё застучали зубы и ослабли колени.

Она вынужденно рассмотрела его, потому что некоторое время боялась ступить в эту чудовищную лужу; но на верхних этажах вновь застучали выстрелы, кто-то закричал, — и она решилась, ступила; держась рукой в перчатке за перила лестницы с сорванной с них деревянной облицовкой, боясь поскользнуться, мелкими шажками, чувствуя как под зимними сапогами скользит и хлюпает ужасная лужа, пробралась к последнему лестничному маршу, ведущему на площадку, с которой уже был выход на улицу.