Крысиная башня-2

То ли так подействовало на девчонок то, что во время вчерашнего боя была убита их подруга; то ли смерть Матюшкина; то ли подействовала царящая в Озерье всеобщая атмосфера взаимного озверения, — но «брать в плен» не сдавшихся девки что-то были совершенно не расположены. «Сначала стреляли, потом выясняли», как говорится. Потом уже Вовчик вспомнил, что читал ещё раньше; что несмотря на сложенную вокруг женщин легенду о пресловутой чисто женской «мягкости» и «человечности», якобы в отличии от грубых мужчин присущие женщинам; именно женщины являются наиболее радикальными в плане борьбы за существование. Это вытекает из самой биологической природы женского организма, — нацеленной на воспроизводство и сохранение человеческого рода. И если для мужчины вопрос «убить или не убить» решается многофакторно; то есть исходя из целого ряда параметров, то для женщины всё просто, понятно и однозначно: может представлять опасность — убей! Все остальные соображения второстепенны. Потому и самые жестокие и хладнокровные убийства зачастую совершают женщины — это следовало из самой женской природы: охранить жизнь любым путём. Ту жизнь, которая относилась к их среде, их племени, их анклаву. В этом не было никакого особенного зверства; напротив — в этом было такое особое понимание человечности: если субъект угрожает тебе или «твоим» — устрани его. Вот они и устраняли…

Вовчик опять оглядел собравшихся. Много знакомых ещё по совместной жизни и работе на полях; много совершенно незнакомых. Запавшие, испуганные глаза. Ага, много этих самых — как их?.. Как-то их и тут, в деревне называли — Серёга Крыс, когда рассказывал про жизнь в Мувске, говорил, что таких там называют «пеонами»; хвастался, якобы во всём Мувске этот термин пошёл именно от него. Тут таких называли «пришлыми», «приблудными», «помогальниками» и ещё по-разному; суть только оставалась одной: те же, по сути, рабы; работающие за еду и кров, и полностью зависящие от пустивших их под крышу хозяев. Они и стоят особняком, сзади — причём строго за теми, к чьему дому они «принадлежат». Ещё более измождённые и оборванные. Эх, люди, люди, как же вы быстро оскотинились… Или просто вернулись к своему обычному состоянию, когда обстоятельства смыли тонкую плёнку, называемую цивилизованность, человечностью, воспитанностью наконец. Это, чёрт побери, тема для нескольких докторских диссертаций по психологии и социологии; Вовке вон, наверное, интересно; жаль что он, Вовчик Хорь, всего-то недоучившийся студент экономического вуза…

Молчание затягивалось, и толпа вновь начала волноваться.

Поначалу-то, собравшись; и, от количества, осмелев, начали «задавать вопросы», причём всё более и более «с нажимом», крикливо; чего-то требуя, на чём-то настаивая… Где мой сын, муж, племянник, внук? Что за власть теперь в деревне; и кто вас уполномочил? Где прежняя власть? Почему, мол, ограбили общий деревенский амбар; и из-за вас мы так голодаем? И даже — кто вам дал право людей убивать?? И даже — когда нас кормить будете??

Поначалу Вовчик впал в некоторое изумление — как-то он не предполагал такой быстрой «перестройки мышления», — как ему рассказывали уж при Гришке, при Хронове и при БорисАндреиче права в Озерье отнюдь не было принято качать — и свидетельство тому вон, до сих пор неубранные, скрытые под сугробами возле стены казармы, трупы мужа Юлички и ещё нескольких «не понявших политики». А тут… Или они, несмотря на всю пропаганду Мунделя, всё же считали общинских и его, Вовчика, по старой памяти мягкими, добрыми, человеколюбивыми людьми; которые только-только справившись с нашествием их же сыновей, мужей, племянников; напавших на Пригорок совсем не с целью облагодетельствовать общину, а напротив — жестоко со всеми расправиться; — тут же озаботятся тем, чтобы накормить и обогреть страждущих Озерья?..

Вовчик считал себя очень выдержанным человеком; и не без основания; но когда из толпы начали доноситься всё более и более смелеющие выкрики «где наши дети, вы, ироды??» и «сколько можно над людями издеваться» у него появилось неиллюзорное желание взять автомат и полоснуть по этой толпе, хотя там было немало и детей, и стариков. «А нас-то за шо??» — вспомнил он старый интернет-мем. Вот-вот, теперь они в святом праве себя чувствуют. «Ведьмыжелюди!» и «Развеслюдямитакможно??» Почему-то при Гришке и Хронове этими вопросами как-то не задавались; молчали в тряпочку; а ещё больше — вместе хором кричали Мунделевские кричалки «Смерть церковникам!», «Смерть общинским!», «Распнуть их, как они распяли Христа!» и прочее. Тогда они кричали; или, во всяком случае молчали. — а теперь что-то требуют… «Сполнымправом»… Даааа…

Гул толпы нарастал; а Вовчик всё молчал…

Тогда из кабины выглянул Владимир; перегнувшись, заглянул Вовчику в лицо… По гамме чувств, которая отражалась у того на физиономии, видимо, что-то понял; и, положив руку ему на плечо, другой рукой забрал у него микрофон. Дунул в него, проверяя. Работает.