Собравшиеся на боевой совет за бронированным корпусом Барса Гришка, Хотон, староста и помощник Григория Макс, оценив потери, с одной стороны чётко поняли, что или вторая попытка будет решающей — или третьей не будет вообще! — с другой стороны, поняли и то, что хотя одномоментного прорыва, «кавалерийской атакой» не получилось, и даже чуть было не потеряли одну машину — тем не менее, предложенный тут же Хотоном резервный «план Б» имел все шансы на успех. План предполагал не «рывок»; а медленное, постепенное «продавливание» обороны, — когда бронированные машины медленно и неуклонно шли бы на пригорок, ни в коем случае не отрываясь от и так уже поредевшей «пехоты»; уничтожая последовательно всё и вся, имеющее самоубийственную смелость в них стрелять.
Перекрикивая друг друга из-за осточертевшего воя сирены, они пришли к однозначному решению: сейчас или никогда! Видно было, что в окопах противника тоже царит оживление — судя по всему там тоже готовились принять последний бой…
Ну что ж! — пусть он для них и станет последним! — решили все.
— Хотон! Можно заткнуть эту гуделку?? — раздражённо прокричал Гришка.
Хотон нервно оглянулся. Кой чёрт! — до раба, послушно накручивающего воющий механизм, было не менее двухсот метров — и никакой другой возможности передать ему приказ кроме как лично или через посыльного. Кой чёрт! — завалят из снайперки с крыши церкви или с колокольни; во всяком случае постараются! — и Хотон покачал головой.
— Чёрт!.. Гудит как голова с похмелья! — Гришка выругался, — Ну ладно. Недолго осталось. Но… что-то вроде как двоит сирена?.. Это мне одному кажется, или чо?
Нет, не ему одному! — всем казалось, что со стороны леса раздавалось также завывание подобного же агрегата… И казалось, что оно вроде бы как и приближается?
— Эхо!.. — неуверенно, но всё же счёл нужным найти объяснение этому явлению Хотон, — Эхо, эта, от леса отражается…
— Странное какое-то эхо! — раздражённо сказал Гришка, — Ну ладно. Чума! — передай по цепи: наступаем за машинами; не отставать, но и вперёд не вырываться! Патронов не жалеть! Сейчас мы их продавим! Сигнал — красная ракета! Да!.. И скажи — кто лежать останется, кто не встанет, — повешу на Пригорке вместе с церковниками!..
— …с гнусными клерикальными отморозками, отвратительными мерзавцами, продажными фашистскими подстилками; сейчас сучащими ножками в ужасе от предчувствия близящегося им возмездия!! — выкрикнул подползший в это время к ним и Мундель. Глаза его лихорадочно горели, в руках он тискал свой рыжий, сейчас потемневший от влаги, неизменный портфель.
Все оглянулись на него; Гришка смерил его настороженным взглядом… Впрочем, к нему давно уже относились как к юродивому, кое в чём весьма полезному.
— Что приполз?? — напустился на него, чтобы тоже как бы поучаствовать в военных планах, в которых он ничего не понимал, Борис Андреевич, — Что ты нам-то втираешь?? Ползи вон вдоль цепи, мотивируй бойцов! Объясняй им про «кровавых мерзавцев» и про «великий смысл последнего удара»! Пшёл!
Мундель сморгнул слезящимися безумными глазами, и стал как краб, боком, отползать в сторону, продолжая уже шёпотом что-то продолжать бормотать.
— БорисАндреич, и ты… эта… — Гришка на миг смешался; но тут же вновь принял прежний начальственно-командный вид, — Давай-ка, вперёд не лезь… да ты и не станешь, понятное дело. Ты, как наши пойдут — отстань, и поработай «заградотрядом»! Чтоб ни одна падла не вздумала отстать! Если чо — вон, из стечкина!.. В башку. И всё.
Староста медленно кивнул, соглашаясь. Само собой разумеется, он и не думал лезть вперёд; и вообще — Гришкино «назначение» было ему вполне в тему; однако всё равно покоробило, что Гришка, его ставленник, тут вот ему «роль назначает». Сначала выгнал всех-всех… теперь определяет, где ему быть во время атаки. Это не есть хорошо!.. Зарывается Григорий; надо бы продумать, как окоротить лезущего из него Наполеончика. Тем более что по делам его пока кроме потерь ничего и нету!
— Ну что!.. — Григорий же оценил, что Ольга-Чума уже успела пробежаться вдоль всей залёгшей цепи их пехоты, — подумал, что по окончании «операции» и правда нужно будет её поставить главной тут, в Озерье, в дружине, вместо ставленника старосты дурака-Хронова — будет свой человек, именно ему, Гришке, обязанный своим возвышением! — Гришка поневоле уже начинал постигать на своём опыте азы политики; и потянул из кармана ракетницу, — Как говорится…
— Постой! — Хотон приподнялся, и живо напомнил собаку, делающую стойку на дичь, — Гля, кто это там, с правого фланга, к нам бежит? Со стороны противника, кстати!
Два бинокля — Гришкин и Хотона, — впились в бегущий по целине, спотыкающийся и падающий силуэт. Это была какая-то женщина; в хорошей длинной, сейчас мешающей ей бежать, шубе; с головой, замотанной пуховым платком. Она бежала отчаянно-упорно, к ним; падала и вновь вставала, — периодически размахивая над головой белой тряпкой.
— Это не парламентёр; нет, это не парламентёр!.. — заметил Хотон, — Хотя…