Потоптавшись несколько минут возле подъезда, он поднялся на нужный этаж. Долго звонил в дверь, понимая, что теряет драгоценное время. Впору бы забарабанить, но лишний шум лишь привлечет внимание. Наконец внутри квартиры послышалось какое-то шевеление, и осипший женский голос сонно поинтересовался:
— Кто там?
— Открывай, это я, — отозвался Серый, отметив, что его голос потерял былую уверенность, да и пальцы, сжимающие гостинцы, слегка подрагивают.
Дверь отворилась. На пороге стояла младшая из двух сестричек-лисичек, та самая Чернобурочка, которая умела исполнять как танец живота, так и всего остального.
Жизнь сложилась бы намного проще, если бы черненькая оказалась одетой. Но на ней были только сережки, что блестели в ушах золотыми каплями и напоминали зрачки дьявола, призывающего к действиям. «Бери! Все в этом мире принадлежит тебе!»
Избавившись в прихожей от ноши, Серый одной рукой развернул сестричку лицом к стене, а другой расстегнул штаны. Не позаботившись прикрыть дверь, он прохрипел, не видя перед собой ничего, кроме поджарых ягодиц:
— Нагнись! Ниже…
— Но я…
— Заткнись!
На протяжении десяти минут Серый яростно терзал ее покорное тело, но бешеная энергия, скопившаяся в нем, никак не могла найти себе выхода. Сестричка, сообразившая, что с ним творится что-то неладное, жалобно попискивала голоском мыши, придавленной кошачьей лапой. Ноги у нее начали подкашиваться, она едва держалась за стену, а ее голова бестолково болталась у самого пола, подметая его тусклыми черными волосами.
— Да кончай же ты быстрее, — взмолилась она, — не могу я больше!
— А он уже кончил! — уверенно сказали за спиной Серого.
Сильнейший удар пришелся в отставленный зад Серого, в позвоночнике что-то хрустнуло, и он, потеряв равновесие, повалился вместе с девицей на пол.
— Ну что, натрахался? — раздался сверху вполне доброжелательный голос. И, чуть выждав, продолжал: — Это хорошо, тебе ведь теперь долго не придется заниматься этим делом.
Не давая Серому подняться, кто-то сильно надавил ему на шею, а в следующую секунду он почувствовал невыносимую боль в выворачиваемых суставах рук. Негромко и одновременно очень зловеще щелкнули наручники.
— Поднимите его, — распорядился все тот же голос.
Серый попытался сопротивляться, зацепив ногой чью-то стопу. Но две пары рук насильно оторвали его от пола и поставили перед молодым мужчиной с короткой стрижкой. Увидев его лицо, Серый машинально подумал, что сам он будет выглядеть лет через семь примерно так же. Прямо старший брат, хотя лучше бы Серый завел себе родственника среди волков позорных, чем среди «мусоров».
— Это он и есть? — обернулся «родственник».
Из-за его плеча выглянуло зареванное личико девчушки из киоска:
— Да, это он!.. Он убил папу!
— И до тебя очередь дойдет, сучка! — выдохнул Серый. Теперь, когда выяснилось, что продавщица является дочерью оскорбившего его хмыря, она не казалась ему такой уж симпатичной. И личико ее, сморщившееся от горя, тоже напоминало Серому печеную картошку.
Боковым зрением он увидел, как молодой мужчина, стоявший напротив, коротко замахнулся. Чугунный кулак пришелся прямо в нижнюю челюсть, жестоко раскрошив передние зубы. Серый почувствовал себя мотыльком, столкнувшимся с локомотивом. Полость рта мгновенно наполнилась кровью, но он выплюнул ее, помотал головой, прогоняя одурь, и прохрипел, глядя на продавщицу:
— Я отымею тебя во все дырки, которые у тебя есть, а потом наделаю новых и отымею снова!
— Это вряд ли, — усомнился мужчина с короткой стрижкой и натурально ментовскими глазами.
Его ботинок взмыл вверх и врезался в промежность Серого, не защищенную даже легкой тканью трусов. Все, что имелось у него между ногами, моментально превратилось в сплошной комок боли, разрастающийся подобно огненному шару.
А молодой мент довольно улыбался:
— Ты еще скажешь мне за это спасибо, когда попадешь в Бутырку. Прикинь сам: восемьдесят человек в тесной камере, никаких условий для интима. А тебе плевать. Ни в кулак гонять не хочется, ни петухами пользоваться. Благодать!
Спутники мента захохотали. Похоже, они привыкли к шуткам такого рода. В прихожей и на лестничной площадке собралось множество людей, и все они, знакомые и незнакомые, с интересом наблюдали за корчами Серого. Он все еще задыхался от боли в паху, когда сильные руки подхватили его под локти и поволокли к выходу. Ногой он зацепил стоявшую в углу швабру, и она, стукнувшись черенком о паркетный пол, издала звук, похожий на выстрел.
У подъезда, мерцая синим фонарем, стоял «луноход», к которому потащили Серого.
— Ну, ты, Чертанов, даешь! — восхищенно произнес один из ментов.
— За десять минут мокруху размотал.
— А то как же! — откликнулся не без самодовольства стриженый.
— Ты меня попомнишь! — прошипел Серый.
— Главное, чтобы ты меня не забыл, — небрежно отмахнулся Чертанов.