Крыша мира

— Мухаммад мне заступник, — подхватывает он на лету вызов. — У меня нет отказа ни мужчине, ни женщине: поскольку есть просьба — утолю. — И, чуть заметно подмигнув нам, он усаживается поудобнее на пятки, подминая под колени синий с позументом халат.

Богомольцы торопливо размещаются тесным многорядным кругом, перекатывая по застилающим пол кошмам белые чайники, доставленные макшеватцами из кишлака.

Выждав, Гассан поднимает склоненную голову, выпячивает вперед ладонями вверх руки и произносит нараспев — не так, как говорят муллы, а как служат русские священники:

— Алла-и-Алла-и, Мухаммад рессуль Алла-и.

— Омин, — хором отвечают гиссарцы, так же подымая ладони и молитвенным жестом оглаживая бороды.

Молчание снова. Я совершенно уверен, что этим возгласом муэдзина, пять раз в день звучащим со всех минаретов Самарканда, исчерпывается до дна вся богословская мудрость Гассана. Ибо, в отличие от своих слушателей, он, конечно же, и слухом не слыхал и видом не видал ни Корана, ни даже Искандер-намэ, любимой книги горцев.

Но глаза его смеются по-прежнему. Выдержав паузу, он внезапно оттопыривает губы и, снисходительно оглянув аудиторию, говорит отрывисто и веско:

— «Суждение о боге».

Шепот восторга в рядах слушателей. Задние теснятся; передние, на коленях, переползают поближе. Гассан снова делает долгую завлекающую паузу.

— Имя бога — склонитесь, верные… Худаи-Парвадигор — бог Питатель.

— Истинно, — прошептали, выпрямляясь, горцы.

— Почему Питатель? Потому что все живое — тигр, черепаха, тут, ишак, женщина и даже мужчина — по слову Ибн-Араслан-Мараслан-Калдыбира, старшего из ученых бухарской звездной башни, — живут тем, что они едят. Пи-та-ют-ся. Мертвый не ест: это знает каждый, кто посещал кладбище в день поминовения мертвых. В поглощении пищи — все отличие живого от мертвого: иного — нет.

…Но в суре двенадцатой так говорит шестнадцатый стих: бог есть бог живых, а не мертвых, то есть бог тех, кто ест.

…Слушайте дальше, верные Гиссара: книги мудрейших — Хуссейна и Алия, Давлята и Нурадды — учат: никто не может родить себе пищи, каждому она дается готовой: вы сжарили барана, правоверные, но может ли вам жена родить барана? Никак. Жалкий жребий бессильного смертного! Что бы она ни делала — она ничего не может родить, кроме как человека.

…Итак: готовою дается каждому пища. Камень дает пищу земле, земля — траве, трава — колосу, колос — червю, червь — птице, птица — зверю: и все вместе — человеку, каковой ест все — от зверя до камня. Ибо даже землю едят отнюдь не одни только старухи.

…Но чтобы готовою была пища — нужен изготовляющий ее. Питатель!

…Питание — вечно: ибо ели наши деды, и прадеды, и прадеды наших дедов. Вывод ученого и благочестивого ума: вечным должен быть Питатель! Но вечным может быть только тот, кто не может быть съеден. Ибо иначе его, наверное бы, съел кто-нибудь. Человек — во всяком случае, ибо сказано в писании: нет в мире вещи, которую бы не съел человек.

…Итак, вечность — первое существо Худаи-Парвадигора: ибо он не может быть съеден.

…Второе же — еще высшее: он не ест сам. В этом познаем мы высшую сущность бога: его власть.

…Ибо чем познается высший? Попранием закона. Чем выше попираемый закон — тем выше его попирающий. Бек смеется над законом, который не смеет переступить юз-баши, а для юз-баши — тысячника — законов в тысячу раз меньше, чем для байгуша — нищего. Чтобы знать это, вовсе не надо быть битым палками на базарной площади по приговору суда.

…Высший закон, — я сказал уже, верные, — закон питания. Худаи нарушает его: он не ест. Стало быть — он выше всех: он — высший. Высшего мы называем богом. Худаи-Парвадигор — Питатель бог. Истинно.

— Чох якши! Он хорошо говорит! — шепотом подтвердили слушатели.

— Он вездесущ, бог Питатель, — продолжал Гассан с истинным воодушевлением, — потому что едят всюду. Скорпион под развалинами дома — и тот ищет пищу, и тому надо ее дать. Из всех домов, изо всех лесов, из-под всех камней и доносятся молитвы о питании. И сколько кто ни ест, все ему мало! Как разобраться в прошениях этих?

…Знаете ли вы, как поступает с подданными своими мудрый правитель, чтобы разобраться в их просьбах? Первое — он ограничивает время приема их: он слушает просьбы раз в день и не во все дни недели: иначе — ему не будет покоя.

…Худаи благ: не р а з в день принимает он прошения, но п я т ь. Им установлена пятикратная молитва. Но даже и при ограниченном приеме трудно было бы Худаи разобраться в прошениях даже одних только людей. И потому — третье свидетельство мудрости и шестое — божественного существа Питателя бога: учредил бог святых в помощь себе, как эмир учреждает беков и амлякдаров. Бек судит по доверию эмира и только доносит ему: столько-то повешено, столько-то ввергнуто в зиндан. Так и святые судят по доверию Худаи и разбирают просьбы по месту своего жительства. А поскольку живых святых, по лености человека к подвигу и приверженности к пище, не могло хватить на число просьб, Худаи мудро пополнил недостающее число мертвыми.