«Крыша» для Насти

— Его звали Рэмом. Это был очень красивый молодой человек, он был немного постарше Насти, светловолосый, кудрявый, высокого роста. Они казались такой красивой парой. Настя ведь тоже немаленькая — сто семьдесят пять сантиметров — прямо как модель, по нынешним параметрам.

— Вы неохотно назвали его имя, — заметил Турецкий. — Отчего, Таня?

— Я подумала, что, раз Настя закричала «Рэм!», вы немедленно станете подозревать его. А я… — И Татьяна опустила глаза, при этом щеки ее заалели.

— Понятно, — улыбнулся Турецкий, — я подозреваю, что вы были сами влюблены в приятеля своей сестры, так?

Она кивнула и тут же взялась за утюг, проверила, насколько он горячий, и принялась неистово разглаживать очередную распашонку.

Между тем Настя доела свою кашу, выпила стакан молока, и ее спровадили в комнату, чтоб не мешала серьезному разговору с дядей-следователем.

— И где этот Рэм? И как его фамилия? — после длительной паузы вернулся к разговору Турецкий. — Вы о нем что-нибудь слышали?

— Фамилии не знаю, Закончил, как все, академию, получил назначение и уехал. А Настя? Сестренка диплом не получила. Вернее, учеба закончилась у нее гражданским браком, о котором вы знаете. Ну тут еще произошли события…

— Какие, если не секрет?

— Умерли родители. Отец, потом вскоре мама. Мы остались одни. Надо было как-то устраиваться. Вот тогда у нас в доме и появился Виктор Альбертович. Он уже знал о нашем горе, посочувствовал, помог материально, ну и пошло-поехало… А потом они сошлись с Настей, и она переехала к нему жить. Он ей большую квартиру купил на Оранжевой улице, в новом доме. На ее имя. А потом и нам с Петей помог на новом месте обосноваться, вот здесь уже. Мы же в коммуналке с родителями жили. Дом старый, давно уже снесли. Вот так все и получилось.

— У вас нет фотографий тех времен? Обычно ведь в семьях хранятся альбомы всякие, а?

— Может, что-то и осталось. В основном когда мы были маленькие. Школьные еще, наверное. В институте Настя не снималась, это я знаю точно, но вот летом, на даче…

— А где у вас дача?

— Это не у нас, это у Виктора Альбертовича. Мы с Петей там бывали, в гостях у них. В Малаховке, возле озера. Но посторонних там, на снимках, нет, — с некоторой даже язвительностью добавила она.

— Чего это вы? — снова улыбнулся Турецкий. — Неужто восприняли мой вопрос как какую-то провокацию?

— Да я не знаю, чего вы хотите… — вздохнула Таня.

— Хочу найти убийцу. Вот, кстати, этот тип вам никого не напоминает?

Александр Борисович достал из кармана фотографию с рисунка, сделанного в Экспертно-криминалистическом центре с помощью «пенсионера союзного значения» Ожерелова. Он положил фото на стол и подвинул к Тане.

Та недоверчиво взглянула на нее, затем взяла в руки, стала рассматривать внимательно, даже губы поджала. Но потом резко встряхнула головой и отрицательно покачала ею.

— Нет, я такого ни разу не видела. А если вы думаете, что это — Рэм, то ошибаетесь. Он был красивым, — мечтательно произнесла Таня. — А этот урод совсем даже близко на него не похож.

— Этот тоже высокий, где-то за сто восемьдесят. Хромает на левую ногу.

— Ну и что, мало их, длинных киллеров? — с вызовом ответила Татьяна. — Вы в телевизор поглядите!

— Некогда мне в него глядеть, милая моя, — с сожалением ответил Турецкий. — А фотографии ваши семейные вы мне все-таки покажите.

А потом он долго и внимательно рассматривал вставленные в прорези альбома черно-белые фотографии прошлых лет. «Познакомился» с родителями девочек, с их дядями и тетями, с самими девочками. На одном снимке Настя была особенно хороша. И не то чтобы очень уж броская и эффектная, но откровенно притягательна, чем-то по-своему невероятно красива. Таня ведь сейчас примерно в этом же возрасте, но она — другая, проще и как-то современнее, что ли. Хотя тоже с перчиком. Интересно, как это простой слесарь-инструментальщик Петя справляется с ней? А может… Да, чужая душа — потемки…

— Это в каком году снято, не помните? — спросил он у Тани.

Та посмотрела, пожала плечами, поскольку ни на самой фотографии, ни на ее обороте ничего не было написано, и сказала неуверенно:

— По-моему, это перед поступлением Насти в академию. Скорее всего. Школу здесь она, во всяком случае, уже закончила.

«Хороша девочка, — отметил про себя Александр Борисович. — И понятно, что за ней табуны могли бегать…»

— А почему она пошла именно в закрытую академию ФСБ?

— А у нас папа был военным. А в годы войны служил в особом отделе, может быть, поэтому.

«Все могло быть, — подумал Турецкий, — но если папа служил честно, то и дочке поступить в этот институт было наверняка проще, чем в какой-либо другой». Надо будет, решил он, проверить и этот факт. А Настину фотографию он забрал с собой, твердо пообещав вскоре вернуть ее. Уж такую-то девицу, без сомнения, вспомнят пожилые сотрудники академии, если им ее показать. Ну а за фотографией может и хвост «обожателей» объявиться.

А между прочим подумав о «хвосте», Турецкий вмиг перенесся в сегодняшнюю действительность — показалось даже потешным такое сравнение. Уж не тот ли это «хвост», который теперь и его преследует?