Дети уже собирались в школу. Он их поцеловал и напомнил, что вечером дома их уже будет ждать тетя. Осталось попрощаться с Люси, которая стояла у машины, в блузке без рукавов и полинявших джинсах. Стройная, красивая, она, тем не менее, хмурилась, что обычно говорило о ПМС и головной боли.
— Береги себя, — сказала она, — Книга книгой, но давай поосторожнее. Там теперь до сезона охоты почти никого нет, и телефон не ловит в радиусе сорока миль от Преск Айла. Вот так сломаешь ногу или потеряешься в лесу…
— Солнце, я по лесам не шатаюсь. А если —
Он посмотрел ей в глаза, и ему не понравилось то, что он увидел. Дело было не в нахмуренных бровях. В ее взгляде теперь поселилась подозрительность.
— Хочешь, чтобы я остался — только скажи. И я останусь.
— Правда? Останешься?
— Ну, скажи — узнаешь.
Только бы она не сказала.
Она разглядывала свои кроссовки. Потом подняла голову и покачала ею.
— Нет. Я понимаю, что тебе это важно. И Стейси с Бреном тоже понимают. Я слышала, что тебе сын сказал, когда ты его поцеловал.
Брендон (теперь ему было двенадцать) сказал:
— Возвращайся с большой книгой, пап.
— Звоните мне каждый день, мистер. Не позже пяти, даже если работа кипит. Мобильник там не ловит, но по проводному — получится. Нам за него счет приходит каждый месяц, и я сегодня утром звонила — проверить хотела. Не только дозвонилась, но еще и автоответчик услышала — отец твой записал. Даже как-то жутковато стало. Как будто с того света ответили.
— Еще бы.
Отец Дрю умер десять лет назад. Домик они продавать не стали. Сначала несколько раз съездили туда сами, а потом стали сдавать охотникам. После того, как Билл, следивший за домиком, умер, делать это стало тяжело. Одна компания охотников так полностью и не расплатилась, а другая группа оставила после себя жуткий бардак. Больше они арендой заниматься даже не пытались.
— Записал бы ты новое сообщение на автоответчик.
— Запишу.
— И я сразу предупреждаю, Дрю. Не будет звонков, я сама туда к тебе поеду.
— А вот это зря, дорогая. Там последние пятнадцать миль по этой убогой дороге такие, что наш Вольво там точно выхлопную трубу оставит. И трансмиссию тоже, наверное.
— Ну и ладно. Потому что… Давай, я прямо скажу, хорошо? Потому что, когда у тебя рассказ не получается, ты его просто откладываешь в сторону. Неделю-другую послоняешься хмурый по дому и придешь в себя. А вот с «Деревней На Холме» все было по-другому, и мы с детьми потом еще целый год боялись.
— Эта книга…
— Ага, другая. Ты уже пять раз сказал, и я тебе верю, хотя все, что я знаю о ней, это то, что она не про дурных преподавателей, которые устраивают дикие пьянки не пойми где. Просто…, — она взяла его за предплечья и сделала очень серьезный вид. — Если что-то пойдет не так, если слова перестанут подбираться, как тогда с «Деревней», поезжай домой. Ты меня понял? Поезжай домой.
— Обещаю.
— Все, поцелуй меня как следует.
И он поцеловал, слегка сунув язык ей между губ и запустив руку в задний карман джинсов. Он отступил на шаг и увидел, что Люси покраснела.
— Да, — сказала она. — Вот так.
Он уже сел в Субурбан и выехал на улицу, когда услышал «Подожди! Подожди!» и увидел, как Люси бежит за машиной. Сейчас скажет, что передумала. Скажет, что хочет, чтобы он никуда не ехал, а писал книгу у них дома, в кабинете на втором этаже. Он был уверен, что именно это он и услышит, и с трудом поборол желание вдавить педаль газа в пол и помчать по Сикамор Стрит, не глядя в зеркало заднего вида.
— А бумага? — спросила она, пытаясь отдышаться и убирая волосы с лица. Она театрально выкатила нижнюю губу.
— Бумага есть у тебя? Потому что сомневаюсь я, что там она есть.
Он довольно улыбнулся и погладил ее по щеке.
— Две пачки. Хватит ведь, как думаешь?
— Ну, если только ты не замахнулся на «Властелина Колец», должно хватить.
Теперь она смотрела на него спокойно, ничего не выражающим взглядом. И не хмурясь. Как минимум, пока.
— Давай, Дрю. Езжай уже и без большой книги не возвращайся.