Вроде бы в штормовке маскировочной такой же, как и у них, и вроде бы матерится по-свойски: «Дутен!..», но, если ясно куда, то кого посылает, совершенно неясно. И отчего этот «румын» в кавалерийских, с кожаным седалищем, галифе, которых и не у каждого эскадронного увидишь? Да и нет тут никаких кавалерийских частей. И вообще какое может быть доверие к амуниции в партизанской войне? И так уже только что рядовых Василеску и Гаврилиу подстрелили ни за хвост собачий…
А что господа офицеры?
А у господ офицеров, как всегда, разлад.
Румынский подполковник Миху, оскорблённый тем, что операцию по захвату диверсионной группы возглавил какой-то лейтенант немецкой полевой жандармерии, бежит, пригибаясь, вдоль цепи стрелков наперерез телеге и орёт, чтобы не стреляли. Вознице орёт или своим стрелкам? Непонятно.
Немец же, напротив, лично взгромоздился на колясочный БМВ-32 и, подняв мотоциклетные очки на каску, лягнул рычаг акселератора.
Унтер-пулемётчик в коляске дёрнул на себя затвор МГ, повёл ребристым кожухом ствола, пытаясь поймать «колесницу».
Но… Как только тяжелый мотоциклет распинал ржавые бочки и взобрался на ближайшую кирпичную насыпь, латунный жетон с распластанным орлом на груди пулемётчика пробили чёрные дыры, из которых засочились вишенные струйки.
Унтер помотал головой и осунулся лбом на ложе приклада. А тут и с плеча лейтенанта сорвало алюминиевую косицу погона, и сам он свалился куда-то набок…
Будто лихая махновская тачанка прыгала по ухабам и рытвинам, сея грозу и страх. Из-под рогожи на задке телеги частил и плевался огнём пулемёт, выбивая перед залёгшими карателями пыльные фонтанчики.
Как при такой тряске Володька умудрился скосить жандармов, он и соврать не сумел бы. Но скосил ведь…
С принадлежностью «чёртовой колесницы» всё стало ясно, но как-то поздно. Она уже скрылась за сиренево-рыжими отвалами позади котельной.
– Товарьищ! Товарьищ! – схватился Родриго за сбрую взмыленного Орлика.
– Румын, что ли?! – опешил Серёга, присев на облучке, не столько, впрочем, от удивления, сколько от цвиркнувшей над головой в штукатурку пули.
После того как словак из дивизии «Быстра» снабдил его «шкодой»[13], он уже мало чему удивлялся, но всё-таки…
– Вы «El guerrilleros»? Партизаны, да? – больше с мольбой об утвердительном ответе, чем просто с вопросом, смотрел парнишка в глаза Хачариди.
– А вы кто? – высунулся из-под рогожи раскрасневшийся, как из парной, Володька.
– El comunista español, soviético, – затарахтел горячечно Родриго. – Viva la revolución![14]
– И тебе того же… – спрыгнул с облучка Серёга. – Ты что, по-русски совсем не рубишь?
– Нет, почему? Понимаю, конечно… – смутился парнишка. – Просто…
– Понятно… – кивнул Хачариди. – Обос… Переволновался, в общем. Много вас тут?
– Ещё командир, он ранен, много крови потерял… – потащил его за рукав Родригес к развалинам котельной, но Серёга вырвался.
– Володька, помоги малому! – распорядился он, выхватив у Володи пулемёт и жестянку с обоймами. – А я пока этих постращаю…
…А испанцев мы вытащили. Вывезли на телеге почти до того же самого места, где ты её отнял у старика на дороге. Почти все патроны расстреляли, отгоняя настырных румын, которым ну очень хотелось достать то ли нас, то ли испанцев. Орлик тянул и тянул, и только когда увидел хозяина, подогнул передние ноги, а потом свалился и забился в агонии. Не знаю даже, сколько в него пуль попало…
Дальше пробирались пешком, майор их держался неплохо, хоть и всё темнел лицом, а скоро на выручку подоспели наши…
No volarán![15]
– Ну, что ж… – Фёдор Фёдорович поскреб пальцами в куцей каштановой бородке, внимательно разглядывая карту из планшета майора Боске. – Раз уж вас интересует перегон между Джанкоем и Владиславовкой… – Беседин ткнул в карту тупым концом карандаша. – Пожалуй, есть у меня один кадр, который мог бы решить, если не всё, то многое…
Беседин откинулся от стола и поднялся с лавки. Подошёл к чугунной буржуйке, которая с невероятным упорством следовала за ним с самого 41-го года, даже когда очередная передислокация партизанского отряда откровенно походила на бегство и теперь с жаром «оправдывала доверие», а также отнюдь не лишнее место, которое она занимала в штабной телеге или, как во время последнего отступления, в волокуше.
Погрел руки над малиновым пятном раскалённого чугуна и наконец продолжил:
– Но для этого я сначала должен связаться со штабом бригады.
– Это долго? – спросил Мигель.
– Может, и долго, майор, но обязательно… – Беседин потёр горячие ладони. – Видите ли, речь идет о глубоко законспирированном подполье как раз на этом участке железной дороги, но я, в общем-то, даже имею к ним сравнительно свободный доступ… Одним словом, знаю я человечка, с этим подпольем связанного, но… – Фёдор Фёдорович пожал плечами. – Без санкции командования я не имею права. Очень уж ценные это люди, майор, хоть сами они составы под откос, конечно, и не пускают, а только статистику грузоперевозок ведут, но…