Крымский излом

Телефонный звонок из штаба флота, прозвучавший за час до полуночи, был для нас полной неожиданностью. Мой комиссар Григорий Андреевич Коновалов в это время тоже был со мной на главном командном посту. Сняв трубку, я неожиданно для себя вместо голоса контр-адмирала Октябрьского услышал голос нашего наркома Николая Герасимовича Кузнецова. Уж его-то я ни с кем не перепутаю. Нарком спросил:

– Капитан 2-го ранга Ерошенко?!

- Так точно, товарищ нарком! – браво ответил я.

– Сколько времени тебе надо, чтобы отдать швартовы?

Я задумался.

– Полчаса, товарищ нарком, – потом добавил. – Товарищ адмирал, я не получал никаких указаний насчёт выхода в море от штаба флота или от товарища Октябрьского...

Адмирал Кузнецов громко хмыкнул в трубку.

– Считай, что получил – Черноморским флотом временно командую я.

- А товарищ Октябрьский!? – не понял я.

- А товарищ Октябрьский уже не товарищ. Гражданин Октябрьский решением Ставки за пассивность в боевой обстановке при выполнении стратегической наступательной операции снят с должности и арестован. И теперь товарищи из НКВД будут выяснять у него, как он дошёл до жизни такой. Понятно?!

- Так точно товарищ адмирал, понятно! – я сделал своему комиссару, который стоял рядом и слушал наш разговор, жест, который должен был означать: "Вот видишь, я же тебе говорил!".

- Ну, молодец, если понятно, жди. Буду у тебя через десять минут. И самое главное – ничему не удивляйся!

И товарищ Кузнецов отключился.

- Что значит – ничему не удивляйся? – не понял я, тоже положив трубку. Но приказ получен, и надо его исполнять. Тем более что вон командующий флотом уже загремел под фанфары за "неоправданную пассивность". Быстро отдал команду командиру БЧ-5 поднять пары до полных, а командирам БЧ-2 и БЧ-3 объявил готовность номер 1 через тридцать минут.

До этого мы поспорили с комиссаром и со старшим помощником: кто слетит со своего поста после того, как вчера днём страшно поскандалили Василевский и Октябрьский. Тогда Октябрьский флот в море так и не вывел, ссылаясь на шторм и немецкую авиацию. Правда, той немецкой авиации в Севастополе не видели с вечера четвёртого числа. Уже утром пятого всё как отрезало. Три дня ни налётов и бомбёжек, ни даже одинокого разведчика. Тишь и благодать.

Что-то я задумался, а на стоящем у причала рядом с нами крейсере "Молотов" тоже началась суета. Значит, не нас одних подняли по тревоге. Правильно, хватит нам бегать от немцев, теперь пусть немец побегает от нас. А комиссар мой стоит рядом задумчивый-задумчивый. Это что же делается, если сняли с должности и арестовали пусть и полного дурака, но ведь дурака-то политически правильного и идеологически выдержанного! Который даже свою безыдейную фамилию Иванов, сменил на революционную – Октябрьский. А эти рассказы, что в Крым прорвались беляки, как в двадцатом, и счас...

А вот что "счас", никто так сказать и не смог, а "беляки" оказались Осназом РВГК. Весь Севастополь видел тот танк с двухствольной пушкой, на котором Василевский приехал на ФКП ругаться с Октябрьским. И тех головорезов, которые сидели на этом танке в пятнистых куртках и штанах, обвешанные оружием с ног до головы. Наши это, а не какие не беляки. Знакомый там рядом был, рассказывал. У этих, у пятнистых, каждое третье-четвёртое слово – товарищ. Товарищ боец, товарищ сержант, товарищ капитан, товарищ Иванов, товарищ Сталин. А беляков, даже перекованных, вы этому не научите, это у них самое грязное ругательство. А если и говорят, то тянут так, словно рот полон слюны.

Минут через десять на набережной со стороны Южной бухты вспыхнули синеватые огни двух маскировочных фар. Мы с комиссаром только охнули, когда из широкой, мощной даже на вид легковой машины выбрались Николай Герасимович Кузнецов, и известный всей стране "человек в пенсне". С другой стороны машину обошёл осназовец. Никем другим этот высокий военный в чёрной как ночь униформе и круглом шлеме быть не мог. Обменявшись с нашими гостями парой слов, он пожал им обоим руки и, дождавшись, пока они по трапу поднимутся к нам на борт, уехал куда-то по своим делам.

- Интересно, – сказал мне мой комиссар, – товарищ Берия – это весь сюрприз, который нам обещал товарищ Кузнецов, или будут ещё?

- Не знаю, Гриш, – ответил я, одергивая китель перед приходом сразу двух наркомов. – Обстановка сейчас такая, что я бы не зарекался. Так что, был приказ – ничему не удивляться, а мы с тобой люди военные, приказы должны выполнять. И попомни моё слово, сегодня будет, на что посмотреть. Мы или сгинем бесследно, или войдём в историю вместе с нашим "Ташкентом".

Не успел комиссар ничего мне ответить, как вахтенный ввёл на главный командный пост товарищей Кузнецова и Берию. Зажмурив глаза, я шагнул вперёд.

– Товарищ народный комиссар военно-морского флота, лидер "Ташкент" приводится к состоянию "Готовность номер 1", будет готов выйти в море, – я посмотрел на часы, – через двенадцать минут. Докладывал командир корабля, капитан 2-го ранга Ерошенко.

- Вольно, товарищ Ерошенко!

Николай Герасимович выложил перед нами карту.