Читаем Крылья Гора полностью

— Истинная гениальность, — произнес он с улыбкой, — встречается крайне редко, тогда как талант, даже большой талант, довольно распространен. Это означает, что гениальный человек, хоть на единый миг, становится всем. Становится мировой душой, целой вселенной. Происходит вспышка, отождествление с универсальной жизнью. В этот сверкающий миг он является всем, находится всюду, может все: каменеть в неподвижности с кристаллами, расти с травой, летать с птицами. Он соединяет в себе три этих мира. Вот что означает слово «творческий». Это вера. Тогда вы ходите по воде, аки посуху, двигаете горами, воспаряете в небеса. Потому что вы и есть огонь, вода, земля, воздух. Видите ли, гений — это ненормальный человек, сверхчеловек в высоком смысле слова. А Бинович — гений.

Плицингер вдруг замолчал, заметив, что графиня не понимает. Сознательно погасив охватившее его воодушевление, он продолжал, более осторожно подбирая слова:

— Задача в том, чтобы направить этот страстный творческий гений в человеческое русло, которое поглотит его и сделает безопасным.

— Он влюблен в Веру, — сказала графиня наугад, однако верно ухватив суть дела.

— Он может жениться на ней? — быстро спросил Плицингер.

— Он уже женат.

Доктор внимательно поглядел на собеседницу, не зная, говорить ли ей все до конца.

— В этом случае, — медленно произнес он после паузы, — лучше, чтобы один из них уехал.

Тон и выражение лица психиатра не оставляли сомнений в серьезности его слов.

— Вы хотите сказать, что существует опасность?

— Я хочу сказать, — произнес он сурово, — что этот могучий творческий порыв, так странно сфокусировавшийся на идее Гора-сокола, может вылиться в некий насильственный акт…

— …который и будет безумием, — закончила за него графиня Дрюн, глядя на доктора в упор.

— …которой будет катастрофой, — поправил тот и, не сводя с собеседницы серьезного взгляда, медленно, с расстановкой произнес: — Ибо в момент высшего творческого напряжения этот человек может нарушить физические законы.

* * *

Костюмированный бал, устроенный два дня спустя, удался на славу. Палазов нарядился бедуином, Хилков — индейцем, графиня Дрюн появилась в национальном головном уборе, Минский был вылитым Дон Кихотом — все русские выглядели великолепно, хотя и несколько экстравагантно. Однако главный успех среди танцующих выпал на долю Биновича и Веры. Всеобщее внимание привлек также высокий человек в костюме Пьеро — несмотря на банальность костюма, он выделялся благородством облика. Однако его лицо было скрыто под маской.

И все же главный приз, если бы таковой имелся, достался бы Биновичу и Вере: они не просто нарядились в карнавальные костюмы, но мастерски играли свои роли. Бинович в темно-серой, украшенной перьями тунике и в маске сокола был стремителен и великолепен. Все в нем, начиная с коричневого изогнутого клюва и кончая острыми, торчащими из-под перьев когтями, поражаю изысканностью и вместе с тем подлинностью. Вера, в голубой с золотом шапочке, из-под которой струились волнами распущенные волосы, с парой трепещущих бледно-сизых крылышек за спиной, легко перебирала стройными крошечными ножками. Картину дополняли огромные кроткие глаза и легкие порхающие движения.

Как ухитрился Бинович соорудить свой костюм, осталось загадкой: крылья у него за спиной были настоящими. Прежде они принадлежали одному из тех больших черных соколов, что охотятся над Нилом, сотнями кружа над Каиром и безмолвными холмами Мукаттам. Где раздобыл их Бинович, бог весть. Когда он двигался, крылья шуршали, со свистом рассекая воздух. Он танцевал с одалисками, египетскими царевнами, румынскими цыганками, танцевал превосходно, легко и грациозно. Но с Верой он не танцевал, а летал — скользил по паркету с непринужденностью и страстью, которая заставляла других провожать их глазами. Казалось, они парят над землей. Это было прекрасное, захватывающее и в то же время странное зрелище. Бьющая в глаза экстравагантность этой пары приковала взгляды. Бинович и Вера оказались в центре внимания. Вокруг стали перешептываться:

— Взгляни на человека-птицу! Он так похож на сокола! И неотступно преследует голубку. Какая эффектная погоня! В ней чувствуется что-то зловещее. Кто он? Его партнерше не позавидуешь.

Когда Бинович проносился мимо, толпа расступалась. Ему освобождали путь. Казалось, он постоянно преследует Веру, даже когда танцует с другими женщинами. Человек-сокол не сходил с уст присутствующих. В этой неистовой погоне временами проглядывало что-то слишком откровенное, отталкивающее, кровожадное. Зал был наэлектризован тревогой.

— Это неприлично. Что за манеры! Позор! Ужасно! Вы только посмотрите, как она испугана!

Перейти на страницу:

Все книги серии Гримуар

Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса
Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса

«Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса» — роман Элджернона Блэквуда, состоящий из пяти новелл. Заглавный герой романа, Джон Сайленс — своего рода мистический детектив-одиночка и оккультист-профессионал, берётся расследовать дела так или иначе связанные со всяческими сверхъестественными событиями.Есть в характере этого человека нечто особое, определяющее своеобразие его медицинской практики: он предпочитает случаи сложные, неординарные, не поддающиеся тривиальному объяснению и… и какие-то неуловимые. Их принято считать психическими расстройствами, и, хотя Джон Сайленс первым не согласится с подобным определением, многие за глаза именуют его психиатром.При этом он еще и тонкий психолог, готовый помочь людям, которым не могут помочь другие врачи, ибо некоторые дела могут выходить за рамки их компетенций…

Элджернон Генри Блэквуд

Фантастика / Классический детектив / Ужасы и мистика
Кентавр
Кентавр

Umbram fugat veritas (Тень бежит истины — лат.) — этот посвятительный девиз, полученный в Храме Исиды-Урании герметического ордена Золотой Зари в 1900 г., Элджернон Блэквуд (1869–1951) в полной мере воплотил в своем творчестве, проливая свет истины на такие темные иррациональные области человеческого духа, как восходящее к праисторическим истокам традиционное жреческое знание и оргиастические мистерии древних египтян, как проникнутые пантеистическим мировоззрением кровавые друидические практики и шаманские обряды североамериканских индейцев, как безумные дионисийские культы Средиземноморья и мрачные оккультные ритуалы с их вторгающимися из потустороннего паранормальными феноменами. Свидетельством тому настоящий сборник никогда раньше не переводившихся на русский язык избранных произведений английского писателя, среди которых прежде всего следует отметить роман «Кентавр»: здесь с особой силой прозвучала тема «расширения сознания», доминирующая в том сокровенном опусе, который, по мнению автора, прошедшего в 1923 г. эзотерическую школу Г. Гурджиева, отворял врата иной реальности, позволяя войти в мир древнегреческих мифов.«Даже речи не может идти о сомнениях в даровании мистера Блэквуда, — писал Х. Лавкрафт в статье «Сверхъестественный ужас в литературе», — ибо еще никто с таким искусством, серьезностью и доскональной точностью не передавал обертона некоей пугающей странности повседневной жизни, никто со столь сверхъестественной интуицией не слагал деталь к детали, дабы вызвать чувства и ощущения, помогающие преодолеть переход из реального мира в мир потусторонний. Лучше других он понимает, что чувствительные, утонченные люди всегда живут где-то на границе грез и что почти никакой разницы между образами, созданными реальным миром и миром фантазий нет».

Элджернон Генри Блэквуд

Фантастика / Ужасы / Социально-философская фантастика / Ужасы и мистика
История, которой даже имени нет
История, которой даже имени нет

«Воинствующая Церковь не имела паладина более ревностного, чем этот тамплиер пера, чья дерзновенная критика есть постоянный крестовый поход… Кажется, французский язык еще никогда не восходил до столь надменной парадоксальности. Это слияние грубости с изысканностью, насилия с деликатностью, горечи с утонченностью напоминает те колдовские напитки, которые изготовлялись из цветов и змеиного яда, из крови тигрицы и дикого меда». Эти слова П. де Сен-Виктора поразительно точно характеризуют личность и творчество Жюля Барбе д'Оревильи (1808–1889), а настоящий том избранных произведений этого одного из самых необычных французских писателей XIX в., составленный из таких признанных шедевров, как роман «Порченая» (1854), сборника рассказов «Те, что от дьявола» (1873) и повести «История, которой даже имени нет» (1882), лучшее тому подтверждение. Никогда не скрывавший своих роялистских взглядов Барбе, которого Реми де Гурмон (1858–1915) в своем открывающем книгу эссе назвал «потаенным классиком» и включил в «клан пренебрегающих добродетелью и издевающихся над обывательским здравомыслием», неоднократно обвинялся в имморализме — после выхода в свет «Тех, что от дьявола» против него по требованию республиканской прессы был даже начат судебный процесс, — однако его противоречивым творчеством восхищались собратья по перу самых разных направлений. «Барбе д'Оревильи не рискует стать писателем популярным, — писал М. Волошин, — так как, чтобы полюбить его, надо дойти до той степени сознания, когда начинаешь любить человека лишь за непримиримость противоречий, в нем сочетающихся, за широту размахов маятника, за величавую отдаленность морозных полюсов его души», — и все же редакция надеется, что истинные любители французского романтизма и символизма смогут по достоинству оценить эту филигранную прозу, мастерски переведенную М. и Е. Кожевниковыми и снабженную исчерпывающими примечаниями.

Жюль-Амеде Барбе д'Оревильи

Фантастика / Проза / Классическая проза / Ужасы и мистика

Похожие книги