Кружной путь, или Блуждания паломника

— Дальше миль на пятнадцать все так же, как здесь, камни, мох и чайки. Горы, когда к ним подходишь, страшны, но дорога ведет к проходу, и нам не пришлось карабкаться вверх. За проходом — каменистая долина, где мы увидели первых обитателей. По краям ее, в пещерах, живут карлики. Они очень злобны и непрестанно ссорятся, но признают своим повелителем некоего Люта. Когда они узнали, что мы идем дальше, то есть к нему, они меня охотно пропустили, но дали мне вожатого, а Труд, по своей воле, остался у них. Он был все такой же вежливый со мной, но они ему очень понравились. Итак, мой карлик, по имени Сварл, повел меня дальше на Север. Понимаете, карлики эти — не люди, а настоящие карлики, тролли. Они говорят, и ходят на двух ногах, но они другие, чем мы. Я все время ощущал, что если они убьют меня, это не будет убийством, как если бы, скажем, меня съел крокодил или задушил орангутанг. Это особый вид существ. У них лица не такие, как у людей.

Словом, карлик вел меня выше и выше, петляя между скалами. К счастью, я не боюсь высоты. Мне был страшен ветер. Карлика он не собьет, слишком тот низко. Раза два или три я едва не погиб. Дом Люта поистине ужасен. Длинный, вроде сарая, снизу кажется, что к нему нет никаких подступов. Но мы туда шли.

Запомните, все время, всю дорогу я видел пещеры. Горы — просто соты какие-то. Этих карликов там тысячи. Истинный муравейник, и ни одного человека, кроме меня.

Сверху, из Лютова дома, идет обрыв к морю. Наверное, таких высоких обрывов больше нет. Внизу там камни, до моря еще футов с тысячу, но ходить по ним невозможно, земли нет никакой, разве что чайке присесть.

Однако вам нужно узнать о Люте. Он сидел в конце этого зала, или сарая, в высоком кресле вроде трона. Ростом он очень высок, но увидев его, я подумал как о карликах — того ли он вида, что люди? Одет он в шукры, на голове у него — железный рогатый шлем.

Была там и женщина, огромная, скуластая, рыжая. Звали ее то ли Хрумхильдой, то ли Хмурхильдой. Как ни смешно, она сестра твоей приятельницы, Джон, старшая дочь лорда Блазна. Насколько я понял, Лют спустился с гор и увел ее. Представь себе, старик и его младшая дочь скорее обрадовались.

Когда мы вошли, Лют стукнул по столу и заревел: «Корми нас, мужчин!» Хмурхильда накрыла на стол, а он долго безмолвствовал, только смотрел на меня, иногда ревел. Я присел, мне не хотелось, чтобы он думал, что я боюсь его. Он протянул мне рог, я выпил, напиток был крепкий и сладкий. Потом выпил он и сказал, что сейчас у него есть только мед, но скоро мы будем пить кровь из черепов. Мясо мы ели руками. Он пел и кричал, лишь после обеда стал говорить связно. Надеюсь, я ничего не забыл, это ведь самое главное.

Понять это толком мог бы биолог, но я все же усвоил, что карлики действительно другой вид, древнее людей. Тем самым, следы их могут иногда проявляться в людях, более того — человек может как бы пойти назад и стать карликом. Плодятся они очень быстро, и людей к ним приходит немало. Он назвал мне много подвидов, правые, левые, всего не упомнишь.

Затем он рассказал мне, что готовит их идти вниз, и сюда, и дальше. Я спрашивал, для чего это нужно, но он только смотрел на меня и пел дикую песню. В конце концов он прозрел, что борьба — сама по себе цель.

Нет, пьян он не был. Он сказал, что способен понять старомодных людей, которые верят в Хозяина и следуют правилам. Если бы Хозяин и впрямь существовал, поведение их можно было бы считать разумным. Но Хозяина нет, и человеку остается одно. Что именно, он точно сказать не мог, но употреблял слова: «насилие», «власть», «герои». Все прочие — даже и не люди, так, мусор, ни то ни се. Смеялся он над мистером Трутни, и над мечтами о счастье. По его мнению, людишки стараются, копошатся, и все впустую. Я спросил, есть ли прок от его героизма. Он сказал — есть. Для героя, и только для него, смерть — не поражение.

Говорил он много, все в таком духе. Я спросил, что он думает про Гнуснополь, он захохотал, заревел, и ответил, что уж со Снобами карлики неплохо поладят. Спросил я его и о вас, он еще громче смеялся. Он сказал, что с Углом приятно будет сразиться, когда он подрастет. «А впрочем, продолжал он, — не знаю. Может, он просто Сноб наизнанку, браконьер, обратившийся в лесника. Что же до тех двоих, они хуже самых дрянных людишек». Я спросил, почему. Он ответил: «Другим еще простительно, они хоть верят, что там у них есть счастье. Но эти двое — психопаты-неудачники. Толкуют о том, что у них нет иллюзий, думают, что дошли до края — как будто за ними, много дальше, не обитаю я! Он живут на пустыре, который никого не прокормит, между пропастью, которую боятся пересечь, и мною, к которому боятся прийти. Другие просто чистят ручки на тонущем корабле, а твои бледные дружки глупее всех, потому что они знают о крушении. Лучше им сдаться».

Кончил он так: «Что ни говори, живут они ближе всех к Северу. Так и быть, окажу им честь, сам буду пить из черепа Гумани, а вот ей дам череп Классикуса».