Кружево

— По-моему, она не отважится. — Подружки помахали через зал Пэйган и снова устремились в туалет.

— Остаться? — воскликнула Пэйган. — Да как же я могу остаться? Об этом же все узнают !

Я вам открою в пять часов. Только, ради бога, не опаздывайте.

Ровно в час Кейт и Максина уселись в автобус, прямо перед Пэйган, которая нарочно устроила около двери небольшое представление, приподнимая юбку, чтобы забраться на ступеньку, и громко высказывая свое недовольство. Пэйган преуспела настолько, что чуть было не столкнула учительницу в канаву, а Кейт и Максина тем временем выскользнули в заднюю дверь.

Кейт помчалась назад в «Империал» и бегом поднялась по черной лестнице на шестой этаж, где ее дожидался Ник. Они быстро прошли по коридору до служебной лестницы. Оказавшись наконец в безопасности в своей комнате, Ник обнял Кейт, потом расстегнул ее неуклюжее твидовое пальто. Кейт весело вспрыгнула на краешек кровати, которая громко заскрипела. Ник мягко привлек ее к себе, прижал ее голову к своей груди и стал гладить по волосам. Он гладил долго, пока не почувствовал, что ее тело расслабилось. Тогда он принялся целовать Кейт в волосы, щеки. Но не в губы, пытаясь как бы показать тем самым, что не хочет кого-то или что-то предавать. Через какое-то время, однако, Кейт подтянулась немного вверх, притянула к себе его лицо и прильнула к его губам. Со стоном, позабыв про все на свете, он впился ей в губы и стал целовать со всей нерастраченной страстью своих восемнадцати лет и со всем тем напряжением и болью, что накопились за последние восемь месяцев. Казалось, их поцелуй длился не меньше получаса. У него не было сил даже на секунду отпустить ее, он утонул в запахе и теплоте ее тела, которые чувствовались даже через кремовое платье из тафты, с каждой минутой сминавшееся все сильнее.

Потом платье оказалось на полу, и Ник уже нежно целовал ее груди. «Давай под одеяло», — пробормотал он, но теперь уже Кейт не хотела кого-то или что-то предавать, и они так и остались лежать сверху на сбитых и перепутанных простынях, полураздетые, сплетя руки и ноги, извиваясь и постепенно сбрасывая с себя еще оставшуюся одежду, пока наконец Ник не оказался, торжествующий и совершенно голый, сверху на истомившемся от желания теле Кейт.

Странно, что-то не так, подумала Кейт, попытавшись одной рукой погладить Ника внизу. У нее осталось впечатление, будто Ник уже все сделал.

Когда она дотронулась до него, Ник вспыхнул, поцеловал ее с прежней страстью, но отодвинулся: от ее опущенной руки.

Через десять минут Кейт снова потянула руку к нему. Ей захотелось ласкать его так, как научил ее Франсуа. Она хотела почувствовать уверенность в том, что сдала какой-то непонятный ей самой экзамен. Она ощутила у себя в ладони что-то влажное, похожее на небольшой мешочек, но Ник снова убрал ее руку. Оба почувствовали себя как-то неудобно. Ни один из них не знал, что же делать дальше. В приступе отчаяния они обнялись и плотно прижались, как друзья, согревая и утешая друг друга в своих объятиях.

Но обоим было очень грустно.

Максина, хрустя сапогами по снегу, торопилась навстречу Кейт, которая стояла под фонарем, дрожа от холода. На улице лежали синие ночные тени. Не говоря друг другу ни слова, девочки взялись за руки — хорошо, что на них были теплые варежки, — и побежали к школе. Подойдя к задней двери, они тихонько постучали в нее.

Дверь широко и резко распахнулась. За ней стояла разъяренная, кипевшая негодованием сестра-хозяйка, облаченная полностью в свою дневную форму, чем-то напоминавшую матросскую.

— Хороша парочка! — закричала она. — И вам не стыдно?! Немедленно к директору!

Месье Шарден, одетый в шелковый ночной халат каштанового цвета, в гневе мерил взад-вперед шагами кабинет. Пэйган, бледная и молчаливая, сидела в кресле, нервно вцепившись в подлокотники. На ней был старый халат из верблюжьей шерсти, чем-то похожий на монашескую рясу и с разрезами в тех же местах, что бывают на рясах, но перехваченную в талии пурпурным атласным поясом. Выглядела Пэйган очень неважно. Растрепанная сестра-хозяйка разбудила ее в три часа утра. Звонила мать Пэйган: утром с дедом, когда он был в конюшне, произошел сердечный приступ, и после обеда он скончался. Пэйган предстояло немедленно возвращаться в Англию.

Проходя через комнату Кейт в смежную комнатку, чтобы разбудить Пэйган, сестра-хозяйка обратила внимание, что ни Кейт, ни Максины в постелях нет. Пэйган, хоть и была ошеломлена сообщением о смерти деда, ничего не сказала. И сейчас, когда девочек вводили в кабинет, Пэйган — чтобы дать им понять, что она их не выдала, — подняла на них глаза и спросила: «И где же вы были? В „Гринго“?»