Хакемское племя много времени проводило в гонках на верблюдах, и Абдулла становился победителем большей части забегов. Королевские победы были воспеты местным поэтом – седобородым человеком в черном, который теперь, сидя напротив костра, нараспев декламировал четверостишья. И каждый раз, когда произносилось вслух королевское имя, окружающие палили из ружей.
Отблески костра освещали и возбужденное лицо сидящего напротив Абдуллы двенадцатилетнего принца Хасана – племянника и единственного наследника короля. Абдулла привез мальчика сюда, чтобы представить его племени, которым рано или поздно Хасану придется управлять. Это было уже четырнадцатое племя, которое Абдулла посетил в течение одного месяца. Причем он приезжал с визитом только в самые значительные племена своей страны, откуда набирались солдаты в королевскую армию и чья лояльность была особо важна. Ведь свобода его государства сейчас зависела от позиции армии. К сожалению, небольшой, но сказочно богатой нефтью стране, столь важной со стратегической точки зрения для Запада, приходилось давно уже жить в состоянии постоянной непрекращающейся войны.
Поэт окончил свою декламацию, и тут все почти разом заговорили: вспоминали прошлые бои, охоты, верблюжьи бега. Желтый огонь костра высвечивал длинные худые лица, обрамленные черными волосами, со сверкающими, подобно освещавшим их звездам, темными глазами. Сегодня они будут спать вокруг походного костра, защищенные от мороза лишь своими черными одеждами. Бедуинские племена, такие, как Хакемское, презирали комфорт.
После бесконечной бумажной работы, встреч с послами, переговоров с министрами и военачальниками, Абдулла отдыхал душой среди этих простых, мужественных людей, живущих в пустыне, где каждый следующий день как две капли воды похож на предыдущий и где человек не подвластен течению времени.
Было объявлено начало празднества, и воины последовали за своим правителем в тридцатиметровый шатер, обтянутый козлиной кожей. При входе принц Хасан оступился и едва не упал. Абдулла смотрел, как одетый во все белое телохранитель помог уставшему ребенку удержать равновесие. Внутри роскошно убранного коврами шатра мальчики подавали угощение из фиников и инжира. Горький черный кофе разливали по миниатюрным чашкам без ручек из причудливого кувшина. Как положено было по обычаю, чашку короля наполняли трижды, а потом ему поднесли ритуальный сосуд с верблюжьим молоком – еще теплым и слегка отдающим солью. Когда Абдулла опустошил сосуд, поднялся на ноги шейх Хакемского племени и начал свою приветственную речь, перенасыщенную восхвалениями, неуемной лестью и прилагательными в превосходной степени. Он возблагодарил Аллаха за могущество Раба Божьего – так переводилось с арабского имя Абдуллы, восславил королевские деяния и пожелал ему долгих лет жизни. И все это продолжалось достаточно долго.
Абдулла поискал глазами принца Хасана. Мальчик никогда не жаловался и покорно исполнял необходимые ритуалы, но покорность, с точки зрения Абдуллы, не входила в число королевских добродетелей. И хватит ли у Хасана воли заставить подчиниться себе людей, таких, как те, с кем он сидел сейчас рядом?
Абдулла не любил племянника. После смерти своего обожаемого сына он вообще никого не любил и никому не верил. Он целиком посвятил себя стране, проблемам своего народа, своей армии. Его мать умерла во время родов, и всю жизнь в сердце Абдуллы ныла рана этой утраты. Убийство отца вызвало в нем лишь холодную ярость. Осознание постоянной опасности, грозящей ему самому, привело его к мысли, что ему не стоит связывать себя крепкими узами ни с кем.
Абдулла торжественно восседал на одном из ковров, которыми был устлан шатер, и, хотя голова его держалась абсолютно прямо и неподвижно, глаза бегали по сторонам.
Мальчики в белых халатах внесли серебряные подносы с рисом и кусками баранины, зажаренными здесь же, на костре, перед входом в шатер. Восемь человек скрестив ноги сидели возле каждого подноса, брали с блюда кусочки баранины и макали их в чашу с йогуртом, отправляя в рот вслед за тем шарики риса.
За ними последовали подносы с канафой – сладкими пирожками с белым козьим сыром и горячим сиропом. Потом раздались звуки кларнета, флейты и барабанная дробь – прелюдия к танцам и национальным песням с их неизменным, не подлежащим никаким веяниям ритмом.