Кружение времени

Мельников хотел ответить, но в палату вошёл врач и стал задавать вопросы о самочувствии Анжелики. Илья заплакал и девушка прижала мальчика к груди. Блондинистый врач, опытный в делах психологии, заметил, что до его прихода состоялся тяжёлый разговор. Он попросил Егора выйти за дверь, а сам  спросил:

-Вы боитесь остаться одна?

Анжелика стала рассказывать ему, как она познакомилась с Егором, пускалась в изложение самых мелочей, что показало её хорошей рассказчицей. Блондин слушал, иногда кивая, иногда переспрашивая, выражая свою заинтересованность и участие в этом обмене опыта жизни.

-Хочу сказать вам, Анжелика, что часто человек не верит в свои силы. Вы покинули одного, верящего в вас, человек, чтобы дать надежду другому. Дорога ваша трудная, но у вас уже есть ребёнок, а значит, это стимул создать счастливую семью. искать точки соприкосновения со своим партнёром.

Врач пустился излагать весь свой идеалистический взгляд на вопрос семьи, и девушке было приятно его слушать, хотя болела голова и ноги сводила судорога.

Выходя из палаты, врач подмигнул Анжелике. постарался найти ещё какие-то слова, чтобы поддержать эту милую пациентку своего отделения.

Проводив врача, Анжелика устремила взгляд на море, застывшее как яичная скорлупа. Белая замерзшая вода казалась ей тенью отца своей крепостью льда.

-Спасибо – прошептала девушка.

***

Лазарь, в последнее время много говоривший  Мельникову о необходимости остерегаться заводить семью, стал подолгу молчать, иногда он позволяя себе что-то рисовать в блокноте, подаренном ему Анжеликой. Эти рисунки, выполненные в странной манере, добавляли Егору мысль, что старец что-то задумал.

Снег – а это были щедрые сугробы – Егор убирал все три дня, что пробыл в хижине отшельника. Запасённый хворост приятно лежал в кладовой. Печь топилась целые сутки, Лазарь подбегал к огню и тянул к пламени посиневшие руки.

-Бог – в мире живёт – вещал он засыпающему Мельникову – а дьявол – в тех, кто будто бы этот мир невзлюбил. Я говорю о еретиках, каковых в каждой религии достаточно; они отступили от жизненно важных канонов. служа ложному богу – богу простоты.

Кошка, принесшая к печке своих котят, дожёвывала птичье крыло. Сон у Егора неожиданно пропал и габариты комнаты обрели тесноту, такую приятную, будто кто-то убрал лишнее.

-Бойся, Егорушка, этой простоты! – громко, певуче произнёс Лазарь – Протестанты так ловко окрутили людей из Божьего стада, что не осталось тех, кто ещё что-то здраво разумеет, кто может отделить старую солому от новой. Мне, по меркам прошлого, много лет и я научился не доверять навязчивым идеям. Моя вера: Бог всех любит, а Бога не любит никто.

Егор встал с топчана и подошёл к окну. Снег порошил, а значит, день для работы пропал – и хворост не принести, и другого труда не сделать, кроме как снег убирать.

-Скажи, Лазарь, а вера твоя даёт тебе полное удовлетворение души?

Лазарь посуровел, но взгляд его остался тем же детским.

-По мне видно, как чувствует моя душа. А твоя Анжелика много дала тебе этого удовлетворения?

Егор погладил кошку. Та, по очерёдности взяв котят, отнесла их в угол, туда, где не попадал свет с окна.

-Не знаю. Иногда я ощущаю некоторую пустоту в душе, но не могу её объяснить.

-Значит, остерегайся баб, не твоё это счастье.

Мельников усмехнулся.

-А ты откуда знаешь, что не моё?

-От того знаю, что ума набрался, а ты ещё юнец желторотый. Но вот останешься один – всё поймёшь.

Поели похлёбки. Вечер добавил усталости и безмерной тоски. Старец при лампе сел читать толстенную книжицу, а Егор лёг спать.

Утром Лазаря уже не было в хижине. Егор, ворча и ругаясь, осмотрел занесённые снегом тропки, но следов не обнаружил. Старец как будто исчез.

***

Егор не приехал забирать Анжелику с ребёнком из роддома города, а прислал знакомого. у которого подрабатывал при доме. Девушка неуверенно села в холодную машину, Илья спал. Ехали в село (это было их село Надежда-97) долго, два раза останавливаясь по нужде.

Дома был порядок, но такой, который говорил, что здесь долго никого не было. Мороз за окнами лютовал, а в доме было тепло, по-видимому, сегодня здесь был Егор.

На столе в их спальне лежало письмо, написано оно было второпях, так что буквы мешали одна другой и создавалось ощущение, что и не буквы это вовсе, а цыплята в тесной клети.

Письмо содержало следующее:

"Милая моя, ненаглядная, Анжелика!

Переосмысливая свою жизнь, пережёвывая зубьями души бытийную еду, я восторгаюсь, какое колоссальное внимание ты оказывала мне. Может статься, что и не я вовсе живу, а твой двойник, сросшийся с тобой незримой нитью. Такое случается, если все часы думать об одном объекте своей страсти, мечтать зреть что-то высокое, на что способен вызволенный из потока тлена человек.

Моя учёба в университете дала мне чувство сходности с людьми мыслящими, но пришлось всё бросить из-за болезни, виной которой был Вьетнамский. Я простил ему все свои беды, я даже молюсь за него как умею в этой хижине старца Лазаря и мои думы – о быстротечности жизни.