Читаем Крутые перевалы полностью

И тогда на помощь истекавшей кровью республике пришли люди с чистой совестью — волонтеры из многих стран мира, готовых защищать «чужую» Испанию, как свою собственную страну...

Мне запомнился один француз. Это был краснощекий, никогда не унывающий парень, с веселыми глазами. Все время он допытывался, «каков же этот самый Мадрид, который мы должны защищать». Когда во Франции начали записывать добровольцев, желающих отправиться на защиту республики на Пиренейском полуострове, он в числе первых вызвался отправиться туда, «бить бошей — фашистов».

Его отец, военный моряк, в составе французской эскадры был на юге России — в Одессе — в годы интервенции. Он служил на корабле «Жан Барт». Когда команда отказалась стрелять по рабочим отрядам города, моряк окончательно понял, для чего пригнали военную эскадру в Россию, кого она прибыла защищать, кого убивать. Его сын Анри теперь тоже знал, чего добиваются фашисты в Испании, против кого подняли оружие мятежники Франко...

Когда колонна наших машин прибыла под Мадрид, все по команде быстро спешились и рассредоточились. Затем цепью пошли в наступление на видневшийся в горах какой-то замок, где окопались фашисты. Я со своей санитарной машиной укрылся под деревьями.

Завязался бой. Гремели выстрелы, посвистывали пули. Наши двигались вперед, преодолевая крутизну горы и встречный огонь противника, Меня поражало то, что люди, которые до этого еще по-настоящему не воевали, уверенно шли вперед, почти не «кланяясь» под пулями, словно это были обстрелянные опытные солдаты. А ведь многие из них раньше и не нюхали пороха...

Появились первые раненые. Теперь наступил наш черед, водителей «санитарок», включиться в дело. Первые машины с выбывшими из строя бойцами отъехали. Бой между тем усиливался. Гремела артиллерийская канонада.

Давненько не слышал я голоса пушек, этак лет двадцать. Я был еще мальчишкой, когда в наших местах шли ожесточенные бои между русскими, румынскими и австро-немецкими войсками в годы первой мировой войны. И должен сказать, что тогда, мне так кажется, меньше боялся грозного «языка батарей», нежели теперь...

Неожиданно в небе послышался нарастающий гул. Клином шло несколько самолетов врага. Они высоко пролетели над нашими головами и сбросили бомбы где-то за лесом, где, по моим расчетам, находилась артиллерийская батарея бригады. Вслед за ними в воздухе показалось новое звено фашистской авиации.

Впервые за свою жизнь я был свидетелем бомбежки, явственно видел, как вываливаются из брюха самолетов черные сигары. И тут вдруг мною овладел панический страх. «Ведь они могут заметить и нашу санитарную машину», — обожгла мысль. Эта ужасная догадка сорвала меня с места. Я бросил машину и, не помня себя, позорно убежал в лесок...

Мой напарник, оставшийся в кабине, потом говорил, что я мчался прыжками, как олень. Он кричал мне вслед, но я не слышал, а когда самолеты ушли, то никак не мог дозваться меня...

— Однако я не думал, что ты такой нервисо (нервный), как выражаются испанцы, — говорил потом напарник. — Слабонервным не место в Испании. Из киселя воина не получится...

— Сам не пойму, почему на меня напал заячий страх, — сконфуженно оправдывался я перед товарищем. Он оказался с большей выдержкой. Стыдно мне стало. Дал слово держать себя в руках...

Бомбобоязнь вскоре прошла. Я перестал обращать внимание на налеты вражеской авиации. Привык и к артиллерийским обстрелам. Через этот неизбежный и неприятный этап, характерный для молодого воипа, не нюхавшего пороха, прошли и другие бойцы бригады.

В первую же ночь мы доставили раненых в медпункт, а некоторых — в госпиталь, затем быстро вернулись опять на поле боя, загнали свой «санитарки» под деревья. Здесь со мной опять приключилась одна маленькая неприятная история.

Всю ночь мы провели без сна, в нервном напряжении. Устали дьявольски. К тому же и жара разморила. Хотелось прилечь на какой-то миг и подремать.

Возле дороги я заметил под кустами пустые носилки в темных пятнах. Поскольку в санитарной машине сиденье в кабине рассчитано на одного водителя, а нас было двое, я решил присесть на носилки. Потом прилег и незаметно задремал.

Стрельба утихла. Кругом тишина. Лишь в траве неумолчно трещат цикады. Под их аккомпанемент уснул. Сколько проспал — не знаю. Поднимаю голову, вижу вокруг еще несколько носилок. На них мертвецки спят и другие бойцы, видимо, еще больше уставшие, чем я. «Странно только, почему у них такие бледные лица», — подумал я. Встал и подошел к ним. Оказывается, это убитые...

Так я пристроился к покойникам и спокойно проспал между ними несколько часов.

Вскоре бой возобновился. Враг, занимая выгодные рубежи на высоте, где был замок, поливал огнем медленно продвигавшиеся вперед части. Санитарные машины продолжали дежурить на поле боя. Им хватало теперь работы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии